Непривыкший к подобному фривольному поведению подданных, самодержец заподозрил меня в крамоле, и эта беседа кончилась для меня задержанием.
Мне тогда удалось убежать из-под стражи, но, зная въедливый характер мнительного царя, можно было не сомневаться, что для поимки опасного вольнодумца он поставит на уши всю полицию, и ориентировки с моим описанием попадут ко всем околоточным.
Получалось, что пока я сидел в крепости по одному уголовному делу, меня ловили в городе по приказанию царя. Оказавшись на свободе, я мог не сомневаться, что меня, в конце концов, поймает если не Тайная экспедиция, то полиция. Так что куда ни кинь, всюду был полный клин. Теперь, став совершенно другим человеком, у меня появился шанс выйти сухим из воды.
Самым обидным было то, что в обоих арестах я оказывался без вины виноватым. Царь заподозрил во мне французского шпиона-революционера, кем я, конечно, не был, а влиятельный чиновник из «спецотдела» тайной экспедиции позарился на мои деньги и пытался сфабриковать против меня политическое дело. На самом же деле, моя вина была только в том, что я незаконными методами пытался спасти свою жену, сидящую под арестом в Зимнем дворце.
Эта длинная и запутанная история вынудила меня приехать в столицу из глубокой провинции, где я весело проводил время в дворянских развлечениях, вроде пиров, любовных приключений и дуэлей. К несчастью, императору всея Руси привиделось, что скромная крестьянская девушка, ставшая моей женой, собирается оспаривать у него российский престол, и эта дурацкая идея фикс разрушила наше семейное счастье. Жену арестовали и повезли в Питер предстать перед строгими государевыми очами, а я бросился ее выручать. Однако теперь, кажется, даже больше чем она, нуждался в защите…
Пока я рассматривал в зеркале подростка, в которого неожиданно превратился, Иван заглянул в комнату, полюбовался, как я таращусь на себя, сказал, что уходит, чему-то засмеялся и убежал, топая сапогами.
Я оставил свое отражение в покое и торопливо пошел в свою комнату, прикидывая, что из самого необходимого можно взять собой. Больше всего мне могло пригодиться оружие, но как его скрыть на таком тщедушном тельце под куцей одеждой, я не представлял. Тем более что, став бедно одетым инородцем, я автоматически переходил в иной социальный статус, в котором носить при себе пистолеты и саблю было нельзя.
Я пошарил глазами по комнате, но не придумал, что еще кроме оружия мне может пригодиться. Все, включая одежду, принадлежало человеку иного класса, и в моем новом статусе было бы только помехой.
Так с пустыми руками и карманами я и вышел из дома.
Ивана во дворе уже не было. Я быстро сбежал с крыльца, но в этот момент во двор влетело несколько верховых военных, а за ними вкатилась черная карета с закрытым верхом, запряженная двумя изрядными каурыми жеребцами.
Я остался стоять на месте, как говорят в таких случаях, разинув рот. Мне не хватило всего одной секунды, чтобы разминуться с опасными гостями. Теперь уходить было поздно. Двое верховых остались сторожить ворота, а карета в сопровождении оставшейся охраны подъехала к нашему флигелю.
Лакей ловко спрыгнул с запяток экипажа, откинул ступеньку и открыл легкую дверцу. Из экипажа вышел грузный армейский полковник, а за ним неторопливо спустился мой недавний знакомый, следователь Тайной Экспедиции, надворный советник по имени Сил Силыч. Он-то и был тем самым чиновником, который позарился на мои несуществующие тысячи и пытался раскрутить как государственного преступника.
Несмотря на невысокий чин в табеле о рангах, где надворный советник приравнивается к военному званию подполковника, чувствовалось, что он здесь главный. Полковник и спешившиеся солдаты окружили его и после короткого инструктажа взяли оружие наизготовку. Офицер с двумя капралами поднялись на крыльцо, а остальное воинство заняло позицию по периметру вокруг дома.
По сосредоточенному лицу полковника было заметно, что он немного трусит. Офицер не спешил войти в дом, тянул в сторону открытой двери шею, как будто пытаясь издалека понять, что скрывается в помещении. Потом его взгляд остановился на мне.
Я только что видел себя в зеркале и наглядно представлял, каким теперь являюсь миру – можно было не бояться, что меня вдруг узнают.
Однако внутренне я все-таки напрягся, как будто в низкорослом татарском мальчике можно было опознать здоровенного детину и «важного государственного преступника».
– Эй, малый, не знаешь, барин дома? – крикнул мне офицер, оттягивая начало операции.
Я изобразил на лице предельную глупость и отрицательно покачал головой. Полковник успокоился, приосанился и кивнул капралам. Те, держа наготове оружие, пошли в дом. Полковник дал им скрыться внутри и только после этого пошел следом.
Все напряженно ждали их возвращения. Что делали эти люди в пустом двухкомнатном флигельке почти пятнадцать минут, остается для меня загадкой и по сей день.
Сил Силыч тоже, как мне показалось, чего-то опасаясь, отошел на безопасное расстояние и переминался с ноги на ногу, нервно потирая руки. Солдаты напряженно держали ружья наизготовку. На меня пока никто не обращал внимания, однако уйти по-английски я не рискнул.
Наконец полковник вышел наружу и громко сказал, что в доме никого нет. Напряжение спало, и оцепление подтянулось к крыльцу.
Момент был подходящий, и я попытался незаметно ретироваться. Мне удалось отойти от общей группы. Я медленно брел к воротам, когда один из солдат с лицом дебила подкрался сзади, подставил мне ножку и толкнул в спину. Я споткнулся и растянулся посредине двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96