!
– О чем это вы так волнуетесь? – не понял я.
– Ты чего это про Дмитрия Федоровича наговорил?! Ты в своем уме?
– Чего это я такого обидного про них сказал? – натурально вытаращив глаза, изумился я. – Знамо, господин самый что ни на есть приятный, и по обхождению, и вообще.
– Ты что, правда, такой дурак, или прикидываешься? – чуть не плача, спросил домохозяин. – Угораздило меня с тобой связаться!
– Это мне, Михайло Михалыч, очень от вас зазорно такое слышать! За что вы меня погаными словами срамите?
– Да иди ты, – только и нашелся сказать он, безнадежно махнув рукой.
– Нет, вы погодите! – взвился я. – Да как так можно оскорблять курского дворянина! Да я вас в участок повлеку!
У домохозяина скривилось лицо, как от зубной боли, и он, ничего не сказав, вышел из моей каморки.
– Чего это он? – удивленно спросил Иван.
Я рассказал о вчерашнем розыгрыше.
– Была тебе нужда связываться, – недовольно сказал он. – Мало нам неприятностей, не хватает наживать лишних врагов!
– Не мог удержаться, – виновато ответил я. – Такая харя наглая! Они вполне уверены, что полные хозяева жизни.
– Ну и что, со всеми теперь будешь бороться? Жизни не хватит…
Он был прав, но иногда так и тянет совершить что-нибудь иррациональное, особенно когда встречаешь такую одиозную личность…
– Бог с ними, – примирительно сказал я, – все равно нам отсюда нужно съезжать. Мне всю ночь клопы заснуть не дали.
– Куда ехать-то, везде паспорт спросят.
– А если к твоей вдове на Сампсониевский проспект?
– Думаешь, у нее княжеские покои?! Да и далеко оттуда тебе будет по кабакам ходить.
Намек был прозрачный, но я не возразил – потому как ходил по злачным местам не по своей прихоти, а по нужде. Не успели мы кончить разговор, как вновь пришел хозяин. Он взял себя в руки и больше не смотрел волком.
– Ты на меня, Иван Иванович, не обижайся. Не я тебя собачил, нужда моя. Селиванов, он, думаешь, что? Так и спустит? Шалишь, он за копейку удавится, а тут, шутишь, венская карета за шесть тысяч, а кони все двадцать стоят! Это не фунт изюма!
– Я-то тут при чем? – опять закосил я под полного идиота. – Мне самому Дмитрий Федорович понравился. Очень солидный господин, а уж какой добряк, отродясь таких не видывал.
– Это точно, что добряк, – усмехнулся хозяин, – только те, кто от него добра ждут, по ночам спать боятся.
– Почему? – наивно вытаращил я глаза.
– Так, шучу я, – испугался своей откровенности Михайло Михалыч, – Дмитрий Федорович прекрасный и достойный человек. Вот и нужно помочь ему обидчиков отыскать.
– Тех, что карету подменили? – наконец догадался я.
– Вот именно. Ты, случаем, не знаешь, кто это сделал?
– Я в Санкт-Петербурге кроме вас, почитай, никого не знаю. А вы все время с нами в ресторации сидели, так что я на вас и не думаю.
От такого идиотизма хозяин только повел шеей, как будто ее жал тугой воротник.
– А к какому это офицеру ты в ресторации подходил? Он потом, кажется, нам еще на улице повстречался.
К такому вопросу я не был готов, – не думал, что Михайло Михалыч отличается такой наблюдательностью.
– Это наш сосед по Курскому имению, – спустя мгновение, почти не запнувшись, ответил я.
Домохозяин пристально посмотрел на меня – не поверил.
– А какая его фамилия?
– Воронцов, он из графского рода, – теперь уже без запинки ответил я.
– Слышал про таких, – пробурчал он, остывая. – О чем говорили?
– Так, ни о чем, я ему просто как сосед представился. Он-то меня не вспомнил, – стыдливо сказал я.
Кажется, последнее замечание убедило собеседника, что я не вру, и объяснило мою заминку – не хотел сознаваться, что аристократ меня не признал.
– Вот видишь, лезешь к неровне, а потом плакать будешь!
Никакой логики в словах домохозяина я не усмотрел, но согласно кивнул головой.
– Тебе, как молодому юноше, нужно наставление, а то совсем с пути собьешься! – неожиданно перешел он к морализации. – Вот, сколько ты вчерась денег прогулял?
Такого вопроса я никак не ожидал. Деньги «прогуляли» мы вместе и расплачивался я в присутствии Михайло Михалыча. Однако, продолжая демонстрировать первозданную простоту, ответил:
– Восемьсот восемьдесят пять рубликов!
– А сколько у тебя осталось?
Я подкатил глаза и начал подсчитывать в уме
– Шешнадцать рублей ассигнациями и двугривенный серебром!
– Сколько? – переспросил он.
Я повторил. Лицо Михайло Михалыча сделалось холодным и презрительным
– А еще взять есть где?
– Друзья помогут! Вместе же гуляли!
– Это какие такие друзья?!
– У меня во всем городе только вы с господином Селивановым друзья и есть. Чай, вместе денежки профукали.
– Ты при мне, мальчишка, даже слов таких не говори! Ишь, с больной головы на здоровую! Я тебе честь сделал, с большим человеком познакомил, а ты что болтаешь?! Коли нет денег, зачем в ресторацию поперся?
– Так это вы же, Михайло Михалыч, велели!
– Так, значит? Ладно! Сегодня еще можешь у меня побыть, а завтра с утра чтобы духу твоего здесь не было!
– Да как же так! – уязвленный до глубины души, воскликнул я. – Вы же обещали быть отцом и благодетелем, а теперь гоните?!
Для убедительности, я начал шмыгать носом.
– И нюни не разводи, Питер слезам не верит!
– Москва.
– Что Москва? – не понял он.
– Москва слезам не верит, а не Питер!
– Вот ты о чем! Питер тоже не верит! Так чтобы завтра с утра духу твоего здесь больше не было!
Что мне оставалась делать? Только заплакать, что я и сделал. Однако жестокосердный домовладелец не пожелал видеть моих горьких слез и ушел, что-то возмущенно бормоча под нос.
Мы с Иваном быстро собрали вещи и покинули негостеприимный кров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96