– О! Это интересный идея! Вы тогда будете красавец мужчина!
На этом наши интересы совпали, портному нужно было сбагрить сюртук, а мне хоть немного изменить внешность. Штиль засуетился и засадил за работу своих лучших белошвеек. Выйти в своем старом платье на улицу я не рисковал, пришлось ждать, пока на быструю нитку не подгонят новую одежду.
Как ни спешили портные, окончили шитье только к обеду. Зато сюртук сидел на мне отменно и выглядел я не таким мелким и тощим, как раньше. Немец с большим удовольствием разглядывал результаты коллективного труда и совсем растрогался, получив за работу щедрую плату. К этому времени мне принесли из соседней шляпной мастерской на выбор несколько треуголок, и я купил в цвет новому сюртуку еще и модную шляпу.
Евпатий, увлекшись ухаживанием за великолепной кухаркой, был неприятно удивлен предложением покинуть портняжную мастерскую.
Уже переодевшись, я заглянул на кухню и застал его в самом возвышенном состоянии духа. Кажется, и он произвел на грандиозную женщину приятное впечатление, что вскоре почувствовали все работники мастерской, оставшись без обеда, который кухарка увлекшись амурами, забыла сварить.
– Пошли, Евпатий, у нас еще много дел, – позвал я истопника.
Тот посмотрел на меня остановившимся взглядом и не двинулся с места.
– Как царица во дворце будешь жить, – вполне членораздельно сказал он кухарке.
– Ах, вы все такие обещальщики! – кокетничая, подкатила небольшие, скрытые в приятной округлости щек, карие очи чаровница.
Мне было интересно последить за тонкими ухаживаниями Евпатия, но время поджимало, и я испортил ему всю малину:
– Нам нужно уходить, – сказал я громко, чтобы на меня, наконец, обратили внимание.
– Чаво? – наконец услышал мой глас вопиющего в пустыне истопник.
– Уходить, говорю, нужно! – третий раз, уже раздраженно, повторил я.
До Евпатия наконец дошло, и он кивнул.
– Я приду, – опять погружаясь в астрал, сказал он кухарке. – Завтрева и приду!
– Оченно мы вам поверим! – откликнулась она. – Коли придете, то улица никому не заказана. Мы гостям завсегда рады.
То, что моему камраду будут особенно рады, я усомнился, глядя на неласковое лицо хозяина.
– Катрин, – строго сказал он, заглядывая через мое плечо на кухню, – обед готовый?
– Ах ты, Господи, – спохватилась она. – Сейчашеньки, Герман Людвигович, приготовлю, ах, ты Господи, совсем сплоховала!
– Красивая баба, – мечтательно произнес истопник, когда мы, наконец, покинули мастерскую. – И откуда у них, у женщинов этих, что берется! Даже посмотреть – одна сладость!
В принципе, я с ним был согласен, только понимал это в более развернутой и поэтичной форме.
– В трактир идем? – спросил меня Евпатий, когда окончательно пришел в себя.
– Нет, во дворец, мне нужно поговорить с Маканьей Никитичной.
– Ладно, пойдем, – неожиданно легко согласился он.
После утреннего невезения у меня все покатило, как по писанному. В Зимний дворец мы прошли безо всяких затруднений. Царской семьи в нем не было, и у обслуги образовался выходной. Кто грелся на солнышке на набережной, кто просто слонялся без дела. Моя благодетельница обрадовалась приходу свежего, как мне показалось, приятного ей человека.
– Пришел, князь-мирза, не забываешь старуху, – приветливо сказала она, когда я предстал перед ее слабыми очами. – Как сам-то? Гляжу, здоров и станом раздобрел!
– Спасибо, сударыня, вашими молитвами, – ответил я, выставляя на стол припасенное угощение. – Все хорошо, только о девке своей очень скучаю.
– Здорова она, я узнавала. Скоро, даст Бог, свидитесь.
У меня от радости быстрее забилось сердце.
– Неужто узнали?
Старухи хитро подмигнула:
– Чай, не зря в царедворках век прожила.
– И где она? – нетерпеливо спросил я.
– Во Владимирском Всехсвятском монастыре в городе Шуе твоя краля!
– Шуя – это где-то под Москвой? – невольно заторопился я.
– Владимирской губернии уездный город. Да туда пока еще доедешь, а здесь твоими молитвами стол от яств ломится.
По поводу того, что он так уж и ломится, это было явное преувеличение, но и умереть от голода и жажды нам с ней сегодня не грозило.
– Я хочу выпить за вас, Маканья Никитична, за замечательную женщину, красавицу и умницу, которая возвратила меня к жизни, – произнес я с некоторой толикой витиеватости первый тост.
От такого кавказского красноречия, старуха повлажнела глазами и расцеловала меня в обе щеки.
– Утешил, голубь, старуху. Очень сладко такие слова слышать, Бог тебе в помощь, найти свою голубку.
Дальнейшая программа пошла по накатанному сценарию, с единственной разницей, что в этот раз я не остался ночевать во дворце, а своими ногами вернулся на Выборгскую сторону.
Дверь мне отпер заспанный Иван и уставился неузнающим взглядом:
– Вам чего нужно? – грубо спросил он, придерживая дверь.
– Общения и женской ласки, – сознался я, проходя мимо него в сени.
– Эка, ты навеселился, – сказал он, узнав меня только по голосу. – А я смотрю, ты да не ты, как бы вроде за день потолстел.
– Искусство портного тому причина, – сообщил я и поинтересовался, – Юлия спит?
– Нет, у окна сидит, тебя дожидается. Уже все глаза выплакала.
Я понял его тонкую иронию, но оценить ее не успел. Присел на лавку и, как был одетым, уснул.
…И снился дивный сон Татьяне! От неудобной позы на жесткой лавке я пробудился ни свет, ни заря. В голове еще шумело, но настроение у меня было отличное. Теперь, наконец, появились перспективы, и можно было не просто отбиваться от обстоятельств, а делать что-то полезное и целенаправленное.
– Нам нужна карета, – сообщил я Ивану, как только его увидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96