Как и предполагал, ему досталось несколько ударов саблей. Кроме одной глубокой раны, это были просто порезы. Сколько я мог разуметь, ничего грозящего жизни не было, и порадовался, что не бросил его на смерть и растерзание.
– Завтра, послезавтра сможет ходить, – сказал я запорожцу, внимательно наблюдавшему за тем, как я лечу пса.
– До послезавтра дожить еще нужно, – недовольно ответил он. – На нас теперь такую охоту устроят...
– Ничего, отобьемся, – легкомысленно пообещал я. – У меня лук хороший и стрел полный колчан. Ты Рэмбо случайно не знаешь? Он и не от таких отбивался.
– Кто такой, с какого куреня? – заинтересовался Степан.
– С Голливудского.
– Кажется, слышал о таком, только его как-то по-другому звали.
Пока я занимался лечением собаки, рассвело, и о перемещениях по открытой местности можно было забыть. Я рассчитывал, что большая часть казаков станет нас искать в дальних лесах, а не тут у себя под боком. А с пятерыми, шестерыми мы из засады справимся. Степан пошел на опушку следить за противником. Мы остались вдвоем с псом. Полкан лежал вытянувшись на здоровом боку и поскуливал.
– Что, брат, досталось тебе? – спросил я, вытаскивая из его шкуры намертво прилепившиеся репьи.
Пес открыл один глаз, посмотрел на меня с грустным собачьим обаянием и утвердительно вздохнул.
– Ничего, скоро выздоровеешь, – пообещал я, и пока было время, продолжил свое экстрасенсорное лечение.
– Тарас! – окликнул меня кашевар. – Иди сюда, глянь, эти уходят!
Он принципиально не называл наших противников казаками, отказывая им в такой чести. Мне новость не понравилась. Стратегически это место было удобно для маневра и если банда уйдет за Оку, то подобраться к ней будет сложнее.
– Сейчас кончу с Полканом и подойду, – ответил я.
Степан обернулся, когда я появился сзади. Кивнул на пустошь, по которой ехал довольно значительный конный отряд.
– Вон они, уходят!
Мне так не показалось. Казаки ехали нестройной кучей и направлялись к синеющему вдалеке лесу. Одни, без пленных.
– Это они нас поехали ловить! – сказал я. – А не пойти ли нам проведать оставшихся казаков?
– Вдвоем? – удивился Степан. – Порубят!
– Почему? Мы их обманем!
Не знаю, отчего это случилось, но нынешним утром у меня было прекрасное настроение. В членах появилась удивительная легкость, и потянуло на рискованные авантюры.
– Правда, пошли, пока их мало! Поменяемся платьем, что бы они тебя не узнали! Да и так, думаю...
Я критически смотрел парня. Голова замотана тряпками, один глаз заплыл, и вид не самый воинственный.
– Наденешь мой камзол, а я твой жупан. Скажем, что отбились от своих ватаг!
Кашевар с сомнением покачал головой, но кажется, идея ему начинала нравиться.
– А коней куда? – спросил он и сам же ответил. – Здесь оставим, чего им станется, опять же твой Полкан постережет!
Казачья гурьба, между тем, удалялась все дальше. Теперь до них было не меньше километра. Люди и лошади поглощаемые расстоянием слились в одну темную массу. Нужно было на что-то решаться.
– Ну что, пошли? – спросил я.
– А, где наша не пропадала! Будь, что будет! – воскликнул он.
Мы тотчас обменялись верхним платьем. Мой бархатный красный «камзол» ко всем своим прежним достоинствам за эту ночь приобрел новые, бурые пятна собачьей крови. Одежда запорожца была не в лучшем состоянии, так что из нас получалась такая классная бомжовая парочка, что не стыдно было бы показаться даже возле трех вокзалов в Москве.
Мы открыто вышли из леса, и не торопясь, направились в сторону казачьего лагеря. Солнце уже взошло, и день обещал быть ясным и теплым. Мы пробирались сквозь густую траву и молодой кустарник, На месте этой пустоши, судя по следам, недавно было поле, а теперь земля то ли отдыхала от пахоты, то ли, просто лишилась хозяев и заросла сорняками. Соцветия буйных трав со зрелыми семенами уже желтели и готовились к осеннему умиранию. Листья кустарников огрубели, стали темно зелеными, а кое где даже поменяли цвет на яркий, осенний.
– Красивое место, – сказал я.
Запорожец удивленно посмотрел сначала на меня, потом на пустошь и неопределенно пожал плечами. Суждения о красоте явно не входили в круг его интересов.
– Если сложу голову, то не даром! – мрачно заявил он, когда мы подошли к леску, в котором расположились казаки. – Они меня долго будут помнить!
Я промолчал. Впереди, между деревьями, показалось несколько пасшихся лошадей. Я насчитал девять голов. Выходило, что столько же, если не больше казаков осталось в лагере. Конечно, это было много для нас двоих, но если учитывать фактор внезапности и мое настроение, то терпимо. Будь их пятнадцать, было бы значительно хуже.
Лесок, который я впервые увидел при свете дня, был молодой, чахлый и ничем не интересный. Давешний костер не горел, но возле него сидело четверо человек. Судя по окровавленным повязкам, раненные. Рядом лежало еще трое.
Нас они пока не заметили.
– Здорово, казаки! – поздоровался я, останавливаясь в нескольких шагах.
На голос обернулись, нас со Степаном осмотрели, но никто не встал.
– Здорово, коли, не шутишь, – откликнулся только один, вислоусый, славянского типа, но с крупным кавказским носом. – Кто такие?
– Казаки, – ответил я, – отстали от своих.
Интерес к нам слегка увеличился, привстал со своего места даже один из лежавших, странный тип с явно бандитской мордой, в красных турецкий шароварах и рваном крестьянском зипуне.
– Казаки, говоришь! – сказал он, разглядывая нас прищуренными глазами. – Кто атаман?
– Прокопий, – ответил за меня Степан, лучше знавший казацкие реалии.
– Знаю его, славный атаман, – вмешался в разговор крупный казак с непомерно длинным оселедцем, заплетенном по-китайски в косицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95