– Теперь партизан многие знают.
Меня такое пренебрежительное отношение не понравилось, но затевать ссору с героическим молокососом, офицеру было слегка за двадцать лет, я не стал.
– А не случится ли с ними дурного? – спросила Кологривова. – Они у нас который день и нечего плохого мы от них не видели.
– Это как получится, – засмеялся штабс-капитан, – наш командир французов недолюбливает. Вам же нечего опасаться, вы свое дело сделали, и что будет дальше, тому для вас нет касательства.
Екатерина Романовна многозначительно посмотрела на стоявшего тут же виконта и ободряюще кивнула ему головой. Тот понимал, что его ждут неприятные перемены, но ничего не мог возразить, вполне понимая свое незавидное положение.
В отличие от хозяйки, у меня на душе спокойно не было. Хоть до этих французов мне и не было, в общем-то, никакого дела, но я знал командира отряда, его славу живодера и видел наглого штабс-капитана, который мне совсем не нравился.
– Екатерина Романовна, можно вас на два слова, – нарушая все правила этикета, попросил я. – Дело касается вашего хозяйства и не терпит отлагательства.
Кологривова удивленно на меня посмотрел, пожала плечами, извинилась перед офицером отошла со мной на несколько шагов.
– Если вы разрешите им увести французов, – сказал я, – то они их тут же зарубят.
– Что вы такое говорите, Алексей Григорьевич! – воскликнула она, бледнея. – Как так зарубят? Разве такое возможно?
– Вполне возможно, я знаю их командира капитана Фигнера, он пленных не берет.
– Но что же делать? – испугано сказала она и посмотрела на своего виконта. – Если это правда, то Шарль… Вы, наверное это говорите? Их убьют?!
– Не наверно, а точно. Внимательно посмотрите на того хлыща, – сказал я и посмотрел на штабс-капитана, – и теперь представьте судьбу наших пленников.
Екатерина Романовна послушно посмотрела на молодого человека. Он ждал ее возвращения, скаля в улыбке зубы. Похоже, она мне тут же поверила на слово.
– Я в отчаянье, что же делать? – прошептала она. – Вы мне поможете?
– Ну, не знаю, – с сомнением ответил я, – я вам уже один раз помог, спас жизнь сына, а вы даже не захотели выслушать мою просьбу…
– Это вы о Любаше? Не обижайтесь, но она мне так дорога…
– Мне тоже, – сухо сказал я. – Так что могу предложить вам поменяться. Виконта за крестьянку.
– Хорошо, – подумав, согласилась Кологривова. – Если вы так этого хотите, я ее отпущу на волю, но единственно из своего человеколюбия!
Меня мотивы ее поступков в тот момент не интересовали, я решил больше не прокалываться и предложил план действия:
– Пригласите офицера и казаков отдохнуть, потом напишете Любе вольную, тогда я посмотрю, что можно сделать.
Кологривовой скрытый ультиматум, очень не понравился, и она попробовала торговаться:
– Зачем же сразу писать вольную. Вы не верите моему слову?
– Не верю, – ответил я. – Люба слишком вам дорога и вы вполне можете передумать.
– Как вам будет угодно! Господин штабс-капитан, – окликнула она гостя, – сделайте одолжение, позвольте просить вас с нами отужинать!
Партизану предложение понравилось и он не раздумывая, согласился.
Мысль об обмене возникла у меня спонтанно, и пока даже на уровне идеи, я не представлял, как отбить противников у своих превосходящих сил. Оставалось, присмотреться к офицеру и действовать по обстоятельствам. В это время в окружении восторженных поклонниц, штабс-капитан и казаки направились в дом.
Я тоже вслед за всеми, вернулся в большую гостиную, где принимали героя. Кологривова была бледна, выглядела расстроенной и пытливо вглядывалась в гостя. Кажется, он ей теперь не нравился так же сильно как и мне.
Начались взаимные представления. Кавалериста звали Иваном Константиновичем Виттенбергом. Впрочем, немецкая фамилия ровно ничего не значила, внешность и повадки у него были чисто русские.
– Александр Самойлович столь много сделал в борьбе с супостатами, – начал рассказывать о своем командире штабс-капитан, – что его знает и ценит не только светлейший, но и в Петербурге. И хотя лета у Александра Самойловича еще молодые, но слава его гремит во всей армии.
Мне оставалось только порадоваться, что сюда приехал не сам Фигнер. Тот был умен, хитер и жесток и справиться с ним, было бы значительно труднее.
Узнав фамилию и титул симпатичной девушки одетой в странное, с чужого плеча платье, Иван Константинович поменял к ней отношение, приосанился и начал делать ей откровенные авансы. Это очень не понравилось Петру Андреевичу, а так как и он не боялся ни черта ни Бога, то скоро обстановка в гостиной стала напряженной. Виконт, который так же здесь присутствовал, не мог понять, отчего так расстроена Екатерина Романовна и старался ее развлечь. Ну, а я ждал, когда она напишет вольную, а до того сидел в сторонке, наблюдая за разворачивающимися событиями.
Как многие нежные, романтические натуры, Кологривова, до последнего момента, тянула резину, занималась гостем, демонстративно прикладывала к вискам пальцы, намекая на внезапную мигрень, но за бюро с бумагами не посылала. Мне это начало надоедать, и я встал, собираясь уйти. Только тогда она вспомнила обо мне, подошла и спросила, почему я ничего не предпринимаю.
– Жду вольную, – ответил я.
– Ах, вы разве не видите, что мне не до того! – сказала она. – Давайте, как-нибудь потом, я обещаю, что не забуду! Будьте же, кавалером!
– Боюсь, что у меня ничего не получится, – объяснил я, умело, скрывая зевок. – Скоро ваш сын поссорится за Марью Николаевну с Виттенбергом, они будут стреляться и тогда уже никак не удастся благополучно решить наше дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93