– с отчаяньем воскликнула вдова историка. – Граф по договору сам выбирает вопросы, на которые отвечает.
– Мне наплевать на его договор! Я, как и все, отдала сто рублей и хочу, чтобы он мне ответил! – перешла она на русский язык.
– Я верну вам деньги, Марья Алексеевна, – краснея от стыда, сказала Ольга Романовна.
– Вы хотите знать, когда умрете, госпожа Понкрашина? – вмешался в разговор прорицатель.
Все замерли. Даже полная матрона, услышав свое имя от незнакомого человека, смутилась но, не желая терять лица, пробормотала:
– Желаю, я денег на ветер не бросаю.
– Извольте, умрете вы ровно через семь дней от апоплексического удара, когда получите известие, что ваш сын Андрей Платонович проиграл в карты сорок тысяч рублей, – на плохом русском языке сказал граф.
– Андрей? В карты? Это ложь! Чтобы мой сын? Да как вы смеете! – закричала Понкрашина и, глядя с ненавистью на графа, начала усиленно обмахиваться веером.
Не знаю, как получилось, но вокруг нее тотчас образовалась пустота, и она сидела как бы одна за большим столом. Предсказание близкой смерти так напугало публику, что в головах у всех была лишь одна мысль, скорее отсюда уйти. Сам прорицатель теперь вызывал панический ужас.
– Мне кажется, больше желающих задать мне вопросы, нет, – сухо сказал он, быстро поднимаясь с кресла. – Посему, дамы и господа, позвольте откланяться.
Ответом ему было общее молчание. Никто не шевелился и все смотрели на странного иностранца, что называется, остановившимся взором. Граф слегка склонил голову и легкой походкой пошел к выходу. Княгиня Щербатова первой опомнилась, вскочила и быстро пошла вдогонку с толстым конвертом в руке. Прорицатель приостановился в дверях, взял из ее руки гонорар и исчез, будто его тут и не было.
– Однако, – задумчиво сказал покупатель тамбовского имения, – как же быть, верить ему или нет? Ведь он, подлец, точно назвал даже сумму, которую с меня просит барышник!
– Врет он все, – визгливым голосом заговорила худая дама, чей муж крутил шашни с купчихой Протасовой. – Про купчиху я еще поверю, но чтобы с моим кобелем махалась Пелагея Ивановна – никогда! Она такая святоша, что кроме молитв ничего не знает!
– Конечно, он все врет, – дружно поддержали ее остальные, с сочувствием глядя на приговоренную к смерти Марью Алексеевну.
Та сидела, налившись багровым цветом, и у большинства гостей появилась мысль, что предсказатель ошибся, и она умрет не через неделю, а сейчас, здесь же за столом и именно от апоплексического удара. Однако Понкрашина умирать пока не собиралась, напротив разразилась такими проклятиям, что теперь уже не только Ольге Романовне, но и всем остальным стало за нее стыдно.
Вечер кончился, гости начали незаметно уходить. Вскоре осталась одна толстая Понкрашина, страстно доказывающая хозяйке, что ее сын Андрюша ангел во плоти, о картах не имеет никакого понятия и у нее никогда не случится удара. Наконец, она тоже встала и, ничтоже сумняшеся, получила с хозяйки, обещанные сто рублей, после чего, наконец, ушла. Мы остались втроем.
– Господи, как я устала, – грустно сказала княгиня Щербатова. – И зачем только я согласилась принять эту тиранку! Ведь она буквально силой вырвала у меня приглашение!
– Интересно, он говорил правду? – спросил Миша, скромно улыбаясь.
– Он всегда говорит правду, – ответила княгиня. – Так что быть тебе, Мишель, светлейшим князем и фельдмаршалом.
Она с удовольствием глядела на счастливого племянника и улыбалась своим мыслям. А были они, увы, обо мне. Не знаю почему, но я так понравилась этой взрослой женщине, что она уже представляла себе нас в объятиях.
– Ну, а вы, Александр, какого мнения о графе? – ласково обратилась она ко мне.
– Самого высокого, – ответила я, – он знает, что говорит.
– Да, вы как я поняла, ко мне по какому-то срочному делу? – вспомнила княгиня.
– Вы правы, ту aunt , – сказал Миша, – что вам известно об императоре Иоанне Антоновиче?
– Мне? – растерялась Щербатова. – А почему мне должно быть что-то о нем известно?!
– Но ведь вы же были женой историка! – серьезно сказал Воронцов. – Моему приятелю крайне нужно узнать все, что об этом императоре известно!
– Но я сама никогда не интересовалась историей, – виновато сказала Ольга Романовна. – Мой конек – оккультизм и мистика. Вот если бы был жив Михаил Михайлович, он бы, наверное, что-нибудь вам рассказал.
– Вот незадача, а я так рассчитывал на вашу помощь, – грустно сказал Миша. – Теперь даже не знаю, к кому обратиться. Я так мало имею знакомств в Петербурге. Может вы, my aunt , что посоветуете?
Ольга Романовна задумалась и нашла выход:
– Вам нужно поговорить с литератором Николаем Михайловичем Карамзиным, он очень интересуется историей, и часто приходит смотреть бумаги моего покойного мужа.
– Это какой Карамзин, – с душевным трепетом спросила я, – тот, что написал историю о бедной Лизе?!
– Он самый, вы тоже любите эту замечательную повесть?
– Обожаю! – от всего сердца воскликнула я. – Когда мне довелось ее читать, я так плакала… то есть, плакал! – быстро поправилась я.
К счастью мою обмолвку никто не заметил.
– Право, это какое-то фатальное совпадение, у нас с вами, видимо, родственные души! – потеплев глазами и сердцем, проговорила Ольга Романовна. – Я тоже, когда ее читала, рыдала как маленькая девочка!
Миша рассеяно слушал наш разговор и думал о том, о чем обычно думают все мужчины, глядя на хорошеньких женщин, о наших прелестях, а не о литературных переживаниях.
– Послушайте, my aunt , – прервал он интересный разговор о переживаниях, – может быть, вы возьмете на себя труд переговорить с этим литератором, нам с Александром уже пора возвращаться в полк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95