Лай приближался, уже были отчетливо слышны немецкие слова команд, когда мне, наконец, удалось найти место, с которого я увидел убитого партизана.
В несколько прыжков я убрался с открытого места и собрался бежать, но задержался на какое-то мгновение и увидел, как на поляну из леса выбежала женщина в черной эсэсовской форме с пистолетом-пулеметом в руках. Не целясь, от живота, она начала стрелять по кустам.
Я едва успел упасть на землю, когда очередь прошла надо мной и с куста ореха посыплись вниз отстреленные веточки. Увидеть меня автоматчица не могла, я же приподняв голову, чуть не вскрикнул от удивления. Эсэсовка лицом и фигурой была похоже ни много, ни мало на исчезнувшую камеристку леди Вудхарс. Выпустив по кустам целый рожок, она перезаряжала автомат.
Рассматривать ее и удостоверяться, что это моя старая знакомая, у меня не было ни малейшего желания. Я вскочил на ноги и кинулся в лес.
Никогда не предполагал, что смогу так сильно испугаться. И никогда мне не приходилось так быстро убегать. Я выжимал из своих ног и дыхания всё, на что они были способны, стараясь успеть выскочить из кольца, смыкающегося вокруг поляны.
Иван, спокойно ждавший меня на месте, где мы разошлись, вытаращил глаза, когда я, бледный и задыхающийся, наскочил на него, не в силах ничего сказать.
– Ты че, Григорьич, никак нечистого встретил?
– Хуже, – ответил я, немного отдышавшись, – я чуть не попал сразу под две тоталитарные машины. Это похлеще, чем ваш нечистый.
Он ничего не понял, но расспрашивать не стал, тем более что я постарался быстрее убраться с опасного места.
Постепенно я приходил в себя, и на место страха пришло удивление. Что-то слишком часто мне попадаются временные коридоры, а этот последний и того чище – пространственный.
То, чему я оказался свидетелем, была, судя по всему, большая облава. Как это могло происходить на территории страны, никогда не оккупировавшейся фашистами, было непонятно. Предположить, что это был заброшенный в тыл страны немецкий десант, не позволяли детали, вроде наличия собак и слишком шумного поведение немцев. Да и лес, как я теперь вспомнил, был какой-то не северный.
И совсем непонятно было появление там камеристки Вудхарс Лидии Петровны. Эсэсовка находилась от меня метрах в тридцати, так что я видел ее совершенно отчетливо. Она удивительно напоминала эту странную женщину. Лидия Петровна часто приходила мне на память.
У меня не проходило чувство, что мы с ней уже встречались, только я никак не мог вспомнить, где и когда. Это мучило, как забытое простое слово – вертится на языке, но в последний момент никак не вспоминается.
Всё это было очень интересно, вот только жаль, никак не поддавалось объяснениям.
Мы с Иваном довольно быстро вернулись на нашу стоянку, где всё было так же мирно и заурядно, как и раньше. Отдохнувшие лошади мирно ели овес. Над костром висел котелок с варящейся ухой. Возле него важно прогуливался Антон Иванович, ожидая меня, чтобы похвастаться удачной рыбалкой.
Я уже был в курсе того, что не загаженные промышленными отходами российские водоемы кишат рыбой, и не удивился богатому улову. Однако правила приличия подразумевали признание необычных способностей рыбака, что я сделал по возможности искренне.
После долгого обеда с обильными возлияниями, в шестом часу вечера, мы, наконец, тронулись в путь. Вечерний переход был короче утреннего, и в десять вечера мы остановились на ночевку в большом селе. Дождь прекратился, и стало теплее. На станции было малолюдно, так что отпала нужда в подневольном крестьянском гостеприимстве.
Гостевые комнаты на станции были грязны, неудобны, но после предыдущей ночи, проведенной в карете, я был доволен возможностью вытянуться на жесткой лавке, что и не преминул сделать.
Встали мы с рассветом и спешно тронулись в путь. Все вчерашние события повторились, естественно, без путешествия по таинственному лесу. Слава Богу, до самой Москвы никаких происшествий больше не было.
Глава десятая
Старая столица встретила нас огородами, дальними куполами церквей и дымками пожаров. Ничего общего с нынешней имперской столицей у прежней Москвы не было. Любимая провинцией присказка, что Москва – большая деревня, подходила ей как нельзя кстати. Барские подворья чередовались с убогими крестьянскими избами, роскошные каменные соборы с бревенчатыми церквушками. Это был совершенно другой город, разлапистый и самобытный, только в самом центре мне попалось несколько знакомых зданий, всё остальное из того, что я теперь видел, поглотили пожары и время.
Даже неизменный Кремль смотрелся по-иному.
Судя по состоянию стен, его давно не ремонтировали, он обветшал и выглядел не на двести лет моложе, а на сто старше, чем в наше время. Красная площадь, превращенная в обычный базар, тоже не смотрелась.
Вместо привычного старого ГУМа рядами стояли деревянные павильоны. По центру слонялось множество людей в городском и крестьянском платье. Убогие пролетки, запряженные малорослыми крестьянскими лошадками, тарахтели по булыжным мостовым Перед некоторыми богатыми домами, для спокойствия обитателей, улицы были застланы соломой.
Поколесив по городу, мы остановились в гостинице средней руки, чистенькой и неброской. Она представляла собой смесь русского средневековья и современного западного прогресса. Я уже привык к местным условиям, перестал страдать от отсутствия удобств и бывал рад даже минимальному комфорту.
Устроившись на новом месте, мы с Антоном Ивановичем и дворовыми отправились в общественную баню, помыться с дороги. Бань в Москве было много, и идти далеко не пришлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95