Хорошо ходит!
Пьер стал смотреть на Ксану с явным уважением.
Она поспешила сменить направление разговора:
- Вон там у нас музыкальная школа. Мы туда с Милкой второй год ходим.
- А вон там, на Красношахтерской, милиция,- со своей стороны сообщил Сеня.- Где часовой стоит, там тоже... понял?
Вдали, над крышами, в воздухе, стремительно наполнявшемся тенями ранних весенних сумерек, ярко разгоралась большая алая звезда.
- А что это там светится кргасиво? - поинтересовался Пьер.- Тоже кино?
- Какое там на руднике может быть кино! - Сеня снисходительно поглядел на него из-за спины Ксаны.- Ты думаешь, у нас кино только везде?.. Там у нас шахта самая лучшая. "Безводная-Новая" называется. Самого Никифора Колоброда шахта.
- Колобргода?.. Он есть кто?
Хозяин-директор?
- Ну не директор... И не хозяин, ясно! А самый знатный человек. Его даже в Москве все знают. Один раз даже в журнале "Огонек" его портрет напечатали. На все цвета фото было. На самой обложке спереди! И в газетах часто.
- О, большой пргедпргиниматель!
- Как это - предприниматель? - Теперь уже пришла очередь не понимать Сене.
- Ну, что ты... ргусского языка не знаешь? - удивился Пьер.- Это мне можно, а тебе уж непргостительно.
- Не понимаю я такого твоего русского языка.
- Я тебя, кажется, ясно спргашиваю: он есть кто? Кргупный пргомыптленник?
- Конечно, крупный: его бригада самая первая. И промышленник, верно. Он знаешь как работает? По добыче всех кругом уже на сто семьдесят пять процентов обогнал.
- Других конкургентов, тоже владельцев?-опять задал непонятный вопрос Пьер.
- Ксана,- взмолился Сеня,- скажи ему ты! А я что-то не пойму никак, про чего это он...
- Правда, Пьер, ты объясни,- сказала Ксана. И Сеня снова зашел покорно за ее спину.
- Ну, он очень богатый, навергно? - пояснил Пьер.- Богаче всех у вас.
- Что ты всё "богатый, богатая"!..- Сеня уже чуть не рассердился.- Что, мы в его сберкнижку подсматривали, что ли!.. Ну ясно, прилично имеет. И премиальные еще. У них так вся бригада выгоняет. И живут культурно. В новом доме. Пол везде паркетный, а в кухне плиточка-ми, как шашки. И скоро еще водопровод пустят. Их улица на первой очереди.
- Ты сказал, Колобргода? А эта девочка, как ее... Миля, где мы будем гости, она тоже Колобргода?.. Она есть его кто?
- Дочка она его родная.
- Ой! - Пьер даже приостановился, принявшись озабоченно разглядывать себя с ног до головы.- Это будет некргасиво так. Я не знал совсем. Я не экипи... надо переодеваться. Это будет не так комильфо... неудобно.
- Да брось ты - удобно, неудобно!..- успокоил его Сеня.- Он знаешь какой, Никифор Васильевич! Он свой совсем. Сам увидишь. А хочешь, вон дойдем до того угла? Там, на Первомайской, щит почета стоит. И его портрет есть. Но до Пьера дошло только одно слово: "почета".
- Ого,- протянул он с уважением.- Почетный... дон-нер... Почетный кавалер он?
- Сам ты, я вижу, кавалер! - нарочито громко захохотал Сеня и, чуть ступив вперед, насмешливо заглянул Ксане в лицо.- У лас так про это редко когда говорят. Это кто танцует, тот у нас кавалер. А Никифор Васильевич Герой Соцтруда. Звездочку золотую имеет. И орденов еще целых четыре. А медалей еще сколько!..
- Генерал?
- При чем тут генерал? Хватят с тебя, что он самый знатный шахтер
- Пргосто только шахтер?
- Дурные у вас там, что ли, все за кордоном, за границей?..- Ксана укоризненно обернулась на Сеню.- А чего он говорит: "просто только". Вот полазил по штрекам и лавам да порубал бы, тогда л говорил бы: "просто только". Ты пойми: он знаменитый бригадир...
- А-а,- успокоенно согласился Пьер.- Бргигадирг!.. Это-тоже гран... большой офицерг.
Сеня махнул рукой. Так, видно, ничего и не попял этот закордонный...
- А вот мы и пришли,- сказала Ксана.- Вон в том новом доме Мила живет. Они недавно переехали.
Сурик Арзумян уже поджидал их. И в чистеньком подъезде большого светлого дома, построенного из плитняка, гулко, на всю лестницу, трижды просалютовала вдогонку гостям дверь с тугой новенькой пружиной.
Глава XI
Огорчение номер три
Ко дню рождения Миле Колоброда отец и мать подарили ручные часы. Это были первые в жизни собственные часы у Милы. Течение времени, ранее незаметное, теперь вдруг чрезвычайно осмыслилось для нее. Она почувствовала себя хозяйкой времени, имеющей возможность когда угодно отмечать его ход. И приятно было ощутить себя включенной в это общее движение и знать, что вот тут на руке, наперегонки со стуком пульса, тикает маленький механизм, и стрелки на узком циферблате показывают тот же час, который объявляют по радио, о котором возвещают и гудок на шахте, и часы на углу у Первомайской.
Мила долго отрабатывала перед зеркалом жест, который позволял особым образом вывернуть кисть тыльной стороной к себе и, отставляя руку, держа ее несколько на отлете и медленно поднимая на уровень глаз, издали взглядывать на часики, тикавшие у запястья.
Все время хотелось глядеть ни них, следить за временем и сверяться с другими часами. То и дело слышалось:
- Мама, посмотри, сколько там, в кухне, на ходиках?
- Седьмой час,- отвечала мать из кухни.
- Нет, ты точнее.
- Ну четверть седьмого.
- Вот видишь! А на папином будильнике еще двенадцать минут, а на моих уже семнадцать. Я их сейчас переведу. Нет, я лучше подожду радио, включу и проверю.
Она еще в школе сегодня совсем извела Ксану. Каждую минуту во время урока сообщала, сколько осталось до звонка. И все показывала, как можно переводить стрелки взад и вперед. Дома она то и дело подбегала к матери, занятой приготовлениями к праздничному столу.
- Мама, почему ты меня не спрашиваешь, который час?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106