Орест попросил ее вскипятить чайник, влетел к себе в комнату, разделся и крепко растерся старым шерстяным свитером. Натянул сухое белье, с великим удовольствием облачился в серый клетчатый костюм.
В дверь постучали.
-К вам можно, господин лейтенант?
Дита принесла поднос с кофейником, тремя кусочками сахара, ломтиком серого хлеба и розеткой, наполненной джемом из ревеня. Еремеев поблагодарил. Девушка сделала книксен.
-О, вас трудно узнать в этом прекрасном костюме!
Носите его всегда!… Господину лейтенанту ничего больше не нужно?
-Спасибо, Дита. Кстати, зовите меня по имени. Это проще. Меня зовут Орест.
-О-рэст?
-Чуть мягче - Орест. Греческое имя, у него смешной перевод - дикий.
Фуй! - наморщила Дита носик. - Вы совсем не похожи на дикого зверя!
-Очень приятно… Насколько я помню, фрау Хайнрот зовут Хильда?
-Да. Вы можете звать ее тетушка Хильда, ей будет приятно.
-Дита, а как звали… господина пастора?
-Удо Мария Вольфганг,
-Удо?
-Да, Удо.
-Неудобно как-то жить в доме человека и не знать его имени. Пусть даже его нет…
-Да, господин Цафф был очень хороший человек.
- Лотта говорила, он жил в Индии…
-Да, много лет.
-А вот интересно, лютеранским священникам разрешается жениться?
-Разрешается. Но господин Цафф всю жизнь был холост.
-Как и я. Я тоже холост всю жизнь.
-О, господин лейтенант! - рассмеялась Дита. -У вас все впереди!… Мне пора. Меня ждет тетушка. А то она подумает что-нибудь нехорошее… Если я вам зачем-то понадоблюсь, моя дверь напротив вашей. До свидания!
Орест погрел руки о кофейник, затем выпил подряд несколько чашек горячего желудево-черемухового кофе.
Дурацкий день! Сплошные неудачи и разочарования. Сначала эта проклятая веревка, потом купание в подвале, теперь вот разлетелась в пух и прах его идиотская версия, построенная всего лишь на совпадении фамилий. Да, Вишну-бог и Вишну-оборотень не что иное, как то же самое примитивное совпадение. Нельзя же так дешево покупаться!
Еремеев вдруг с ужасающей ясностью понял: все, что он до сих пор предпринимал по «делу Ульриха Цаф-фа», - все отдавало махровым дилетантством, все было удручающе непрофессионально. Нет у него никакой интуиции и никакого чутья. Да что там чутья! Нет элементарных офицерских навыков: вместо того чтобы заставить Лозоходова нести свою сторожевую службу, позволил ему шататься без дела и трепать языком. В глазах майора Алешина это будет выглядеть именно так: «Лейтенант Еремеев не мог организовать охрану места работы, в результате чего…»
Хорошо еще, что без потерь обошлось. А то бы точно - на контрразведчике Еремееве поставили бы большой жирный крест.
Орест никогда не мечтал быть ни контрразведчиком, ни моряком, ни летчиком. Не потому, что не хотел, а потому, что не смел. Ему всегда казалось, что в моряки, летчики, пограничники идут люди совершенно особого склада. Как Витька Букреев из 10-го «А» - круглый отличник, «ворошиловский стрелок» и лучший гиревик школы. У Ореста же по физкультуре была четверка, а по всем математикам, кроме геометрии, вечная тройка. Куда там в моряки или летчики… Единственным его коньком был Deutsch - немецкий язык. И не потому, наверное, что у Ореста были какие-то особые лингвистические способности, а потому что мама, Екатерина Георгиевна, преподавала этот язык в тех школах, где учился сын. К немецким словам Орест начал привыкать лет с трех. В первом классе он уже мог складывать простые фразы и выпрашивал у мамы деньги на кино и мороженое исключительно на немецком. В четвертом, когда его засадили за фортепиано, Орест пустился на хитрость: он согласился вместо уроков музыки дополнительно заниматься немецким. Ведь и вправду, читать в подлиннике сказки братьев Гримм было куда интереснее, чем тарабанить нудные гаммы.
Вторым еремеевским коньком по праву могла считаться фотография. Все началось со старенького складного аппарата «Фотокор», подаренного отцом. Оресту нравилось, что объектив выезжает из кожаного меха по тоненьким рельсам, словно маленький паровозик. С неизъяснимым удовольствием мальчик нажимал на всевозможные рычажки и кнопки, вращал колесико кремальеры и заглядывал в таинственную глубь черного меха.
К лету сорок первого Орест точно знал, кем он будет - военным кинорепортером. Решение это вызрело после многих километров хроникальных лент, просмотренных в бывшем костеле, где размещался зал документальных фильмов. Испания, Халхин-Гол, Хасан, Карельский перешеек прошли перед глазами юноши, пропущенные через самую настоящую машину времени - кинокамеру. Хотелось быть в гуще всех горячих событий, видеть все самое важное и, может быть, самое страшное не на экране, а наяву - своими глазами.
С самого начала войны Екатерина Георгиевна ушла с сыном в леса, они попали в большой партизанский отряд. Учительнице немецкого языка нашлось дело в штабе, а Ореста, благо парень пришел с неразлучной «лейкой», назначили командиром отделения фоторазведки. И хотя в подчинении у «командира» был всего один боец - сам Орест, Еремеев ходил очень гордый. Впоследствии он никогда и никому не рассказывал, что два года провоевал под маминым присмотром и в основном в лабораторной землянке, где печатал для штабных отчетов снимки пущенных под откос составов, сожженных управ, взорванных мостов. Правда, в сорок четвертом, когда началась «рельсовая война», «командира отделения фоторазведки» включили в одну из групп рядовым подрывником, и Орест пять раз выходил на настоящие боевые задания.
С освобождением Белоруссии ядро партизанского отряда влилось в регулярные части. Орест, узнав, что в войсках существует воздушная фоторазведка, попросился туда, где готовят специалистов этого профиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113