Этот вопрос показался мне забавным; кажется, она не понимала, что человека могут звать по-разному – в разных ситуациях и в зависимости от чувств, которые испытывают к нему.
– Киллашандра – твое единственное и настоящее имя, – сказал я, – и его полагается использовать в официальных случаях – например, когда мы вступаем в брак. Но жизнь не состоит из одних официальных событии, и чаще я буду звать тебя Шандрой. Это имя является знаком моей любви к тебе, понимаешь? Она кивнула и улыбнулась.
– Еще одна древняя земная традиция, да, Грэм?
– Не только земная. Во многих мирах любящие называют друг друга ласковыми уменьшительными именами, и так же родители зовут детей. Ты помнишь, милая, как звал тебя отец?
На ее лице отразилось такое страдание, что я едва не откусил свой грешный язык. Стоило Ли напоминать ей об отце? Об ужасных годах разрухи и хаоса и о том, как самый близкий человек предал и бросил ее?
Но Шандра была крепким орешком; глаза ее сверкнули, подбородок выпятился вперед, и почти, без паузы она ответила:
– Я не помню и не хочу вспоминать. Сорок четыре года среди непорочных сестер многое стерли в моей памяти.
– Ты бы хотела это восстановить? – спросил я. – Видишь ли, воспоминания детства очень устойчивы, их почти невозможно потерять безвозвратно. Я думаю, мы с “Цирцеей” могли бы тебе помочь… а если не выйдет у нас, то хороший психотерапевт на Барсуме…
Она покачала головой:
– Нет, Грэм, нет. Спасибо тебе, но я не хочу вспоминать о тех годах. Ты назвал меня Шандрой, и мне не нужно другого имени… И лишних воспоминаний тоже не нужно. Будем считать, что моя жизнь началась сначала. Я не возражал, но тем не менее отправился с ней в медицинский отсек, чтобы сделать кое-какие анализы. Вряд ли аркон Жоффрей или непорочные сестрицы отравили ее каким-нибудь долгодействующим ядом, но, когда контактируешь с фанатиками и религиозными ортодоксами, предосторожность не помешает. Тут я вспомнил о Детях Света и их Пророке (как раз после истории с ним мне пришлось разгородить жилую зону), и моя решимость разобраться с этим делом окончательно окрепла.
Я объяснил Шандре, что медицинские процедуры – первый шаг в исполнении моих обетов любить и защищать ее, так что она стоически претерпела все, хотя и без особой радости. Ей пришлось раздеться; кажется, она рассматривала этот акт (если затем мы не отправлялись в спальню) как пустую трату времени. Пока она любовалась мерцанием лампочек автоматического диагноста, я велел роботам унести – ее шикарный секундианский туалет и доставить что-нибудь попроще, подходящее для гимнастического зала.
Наконец аппарат звякнул и выдал медицинское заключение – всего пять-шесть строчек. Зубы у Шандры были отличные, хоть не менялись ни разу, и я решил, что с имплантацией новых торопиться не следует. Ссадины на ее руках начали подживать – регенерация кожных покровов, подстегнутая целительным излучением, шла нормально. Однако выяснилось, что у нее имеется аппендикс – вероятно, в результате слишком небрежной генетической коррекции, произведенной с кем-нибудь из ее предков. Я впервые столкнулся с подобной проблемой, но в полной мере сознавал ее опасность. В прошлом этот червеобразный отросток слепой кишки прикончил немало людей, не успевших получить медицинскую помощь. Обычно такое случалось в экспедициях и в местах, далеких от госпиталей и больниц. Мне самому вырезали аппендикс еще в те времена, когда я был внутрисистемным пилотом. Я еще раз перечитал заключение. Кажется, Святой Арконат слишком увлекся совершенствованием духа Шандры и не уделил должного внимания ее телу… Ну, ничего, “Цирцея” могла справиться с этой проблемой! Но не сейчас; мне не хотелось оперировать Шандру во время нашего медового месяца. Гимнастический зал и бассейн имели явное преимущество перед хирургическим столом, и, выйдя из медотсека, мы направились в это приятное место. По пути я объяснял Шандре, что зал и главный салон снабжены автономными двигателями, которые позволяют раскрутить их и создать полную иллюзию земного тяготения. На орбите и в свободном полете я поддерживаю гравитацию на уровне двух сотых “же” – это весьма удобно, но не дает нужной нагрузки мышцам. Поэтому каждый день я трачу два-три часа в гимнастическом зале и до сих пор похож на нормального человека, а не на сакабона. Хотя сакабон, если разобраться, весьма функционален, и при моем образе жизни такая метаморфоза могла оказаться нелийней.
Тут Шандра прервала мои рассуждения, спросив, кто такие сакабоны. Я объяснил, что с давних времен люди обитают не только на планетарных телах, но и в искусственных космических поселениях, где гравитация практически равна нулю. Это тоже часть человечества, хотя сходство сакабонов с обычными людьми весьма и весьма проблематичное.
– Ты можешь мне их показать? – спросила Шандра, поворачиваясь к экрану.
Экран в гимнастическом зале огромный – метров пятнадцать, над дальним бортиком бассейна. Когда я купаюсь, на нем проецируется какой-нибудь тихоокеанский пейзаж и создается полное впечатление, что плывешь к далекому коралловому атоллу с растрепанными пальмами и живописной скалой на заднем плане. Сейчас экран затопила безбрежная ласковая морская синева – полный штиль где-нибудь в районе островов Фиджи.
Я с сомнением покосился на эту картину.
– Хочешь увидеть сакабона, милая? Не слишком приятное зрелище, поверь мне.
– Я буду держать тебя за руку, – сказала Шандра с полной серьезностью. – Тогда я не испугаюсь. И все же она вздрогнула, когда экран показал нам трехметровое существо с огромными конечностями, тонкими и длинными, как паучьи лапы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127