Человек? Опять человеку чего не выйти…»
– Так кто? – настойчиво переспросил Гриша.
Анисим помолчал.
– И мы с дедом стоим, а черновина не исчезает, и я опять спрашиваю. Потом вдруг черновина осела и стала сливаться с землей.
«Так кто?» – помню выкрикнул я. Мне уже было не страшно. Мы еще постояли, дед так и не сказал, кто. Давай-ка, Григорий, спать, – поднялся Анисим. – Утро вечера мудренее.
Гриша вскочил с чурки. Пока переобувался в носки, отец уже в шалаше. Гриша забрался под теплый бок отца. Пригрелся, но сон не шел.
– Спишь, папань?
– Сплю.
– Так кто это был? Ты так и не узнал?
– А кто его знает, – сквозь дрему сказал Анисим. – Может, волчица, может, нечистый… Это уж потом дедушка Аверьян в слепой балке обнаружил волчью нору. – Анисим громко зевнул. – Ох, совсем забыл, – спохватился Анисим, перелез через Гришу, накатил на костер сырые чурки.
Гриша хоть и лежал с закрытыми глазами, но все равно хорошо видел и прадеда своего Аверьяна, большого, сильного, и заимку, и как отец из поленьев строил дом, и как обрадовался, когда услышал свою собаку, и как бежал к лесу, и будто это совсем не отец, а он, Гриша, бежал искать свою собаку, и как увидел черновину в кустах…
Проснулся Гриша, не потеряв еще ощущения полета, и сразу же не понял, где он. Отца рядом не было. Гриша почувствовал, как настыли у него уши. Костер прогорел, и угли подернулись пухлым белым пеплом. Гриша высунулся из шалаша, вскочил, обстучал поленья от снега и подложил в костер, поленья едко задымили и вспыхнули, огонь взметнулся и съел остатки дыма, сразу стало веселее.
Анисим, пока Гриша спал, спустился по заснеженному берегу. Речка приглушенно шумела, подталкивая на закрайки шугу. Водопад шепотом переваливал через себя воду. «Наелся снежной каши, едва ворочает языком», – подумал Анисим, рассматривая речку. Он ступил на закром и, как на лыжах, не отрывая ног, прошел по льду, оставляя канавки следов. «Устоялся заберег», – определил Анисим. Он подшугнул на самый край, зачерпнул воды, оставил на берегу котелок и направился к заездку. Колья и сучья вмерзли и хорошо держали запруду. Анисим зашел на мост, подошел к лотку и сразу определил, что в лотке есть рыба, – сквозь жерди торчали хвосты. Вначале он хотел достать улов, но решил, что Грише будет интереснее это сделать самому.
Поскрипывал под ногами снег, с котелком в руке Анисим поднялся к костру.
– Подбросило снежку, – навешивая котелок, сказал Анисим. – По-хорошему-то надо бы стопу уже поставить… если не под крышу зимовье подвести, так матицы накатить. И охоту упускать по свежему следу тож не хочется…
– Зачем упускать, – встрепенулся Гриша, – договаривались…
– И я о том, сходил бы, Григорий, проверил лоток.
– А чего тут, сбегаю, – надернул Гриша без портянок бродни.
– На пожар, что ли? Обуйся как надо.
Гриша подобулся, запахнул фуфайку, подпоясался, сунул за опояску топорик.
– Мешок возьми, – напомнил Анисим.
– Так принесу… – заскрипел Гриша броднями.
– Прижимает мороз, – рассуждал с собой Анисим. – И мох драть, и плитку добывать, и глину искать – все не в нашу пользу. Все как в жизни: то муки нет, то хлеба не из чего испечь. – Анисим взял веничек, прихлопал снег, обмел валежину, скамейку. – Ну вот и подмел горницу…
– Папань, во! – Гриша держал за жабры двух ленков. – Еще не вся…
– Ну-ка, ну-ка! – стал взвешивать на руке Анисим. – В этом, – поднял он за жабры ленка, – фунтов пять-шесть смело будет.
– И этот в котелок не вместится, – другую рыбину прикинул Гриша.
– Так, говоришь, оставил еще на берегу?
– Ага. Еще ленок, хайрюза. Налим был…
– Выпустил, ну это ты зря. Для скусу в ухе… Налим не помеха… – взялся за нож Анисим и все еще жалел. – Печень налимья… присолить да сбить ложкой, десяток минут выдержать – язык отъешь.
– Да знаю я, папань, – сглотнул слюну Гриша. – Я в беремя хотел его взять, а он уперся своим рулем и как даст в грудь и скользнул, он же, знаешь, такой…
– Ну это его дело, – задержал нож Анисим, – крупный был?
– С меня… Я еще не поверил, как он в лоток влез…
– Чего же не крикнул? – Анисим вспорол ленка, выкинул только жабры и желчь. Остальные внутренности байкальские рыбаки оставляют в ухе. – Ну да ладно. Наш налим от нас никуда не денется.
– Папань, давай, вместо звенушка ленка, еще голову кинем в уху… Я так голову предпочитаю…
– Ну раз предпочитаешь, – посмотрел Анисим на сына, – где слово-то раздобыл – пред-по-чи-таю, – по складам повторил Анисим и с хрустом отчекрыжил и у второго ленка голову, бросил в кипящий котелок, хотя и так из него торчал хвост и мешал Анисиму зачерпнуть варево ложкой. – Юшки маловато.
– Сухари можно и кипятком залить, – подсказал Гриша.
– Рыба любит воду.
– Вода мельницы ломает, – в тон отцу заметил Гриша.

День обещал быть ярким. Небо, словно отмытое снегом, синело до боли в глазах.
– Папань, речка-то встала, – удивился Гриша.
– А я подумал, что на ухо туговат стал: не слышу шума.
Притихшее плесо мертвенно-бледно искрилось. Только на пороге еще билась живая вода.
– Вверх по речке или вниз сходим? – спросил Анисим.
Гриша как на коньках обежал кружок по льду. Анисим с припая тоже ступил на чистый лед, и он сразу застрелял, и трещины лучиками побежали в разные стороны.
– Весовая категория не та, – вернулся Анисим на старый лед.
– Пойдем закрайком, папань, я буду торить дорогу.
– Мы еще не определили, вверх или вниз… – напомнил Анисим.
– Вверх пойдем, к скалам, – решил Гриша.
– Тогда берегом. Какая дичь на льду?
– Пошли берегом, – согласился Гриша, – пока не устоялся лед.
По лесу, конечно, идти было труднее. Мягкий пушистый снег взрывался под ногой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58