– Вот и провели железную дорогу, – взялся за топор Анисим. – А кстати, Григорий, как насчет железной дороги? – напомнил Анисим.
– Готов…
– А котел выдержит? – легонько потыкал в Гришин живот Анисим.
– Сдюжит кашу исти, – засмеялся Гриша, – сила, папань, в гудке.
– Ну раз так, прокладывай дорогу.
– Завтра займусь, прямо в стену заезжать будем…
Машет Гриша топором, а солнышко все еще висит на шее «Трех братьев».
– Не мешало бы, сын, – не отрываясь от топора, говорит Анисим, – проверить ловушку да уху состряпать…
Гриша вогнал носок топорика в бревно и взялся за шапку. Анисим только распочал еще одно бревно, как с реки донесся Гришин голос:
– Папань, иди сюда скорее!
Не дождавшись отца, Гриша прибежал сам.
– Где ружье?
Анисим кивнул на шалаш.
– А я подумал, таймень запруду повалил, – вкрадчиво сказал Анисим.
– Зверь попал, лоток грызет…
– Соболь, что ли?
– А кто его знает». Побежали!
Анисим спрятал под бревно топор и рассмеялся над собой: привычка дурная – прятать, вот что вытворяет над человеком незадачливая жизнь. Гриша с ружьем бежал по берегу, Анисим скорым шагом следом за ним зашел на плотину.
– Ну, где зверь, зверина, пусть скажет свое имя.
– Был, папань, – стушевался Гриша, осматривая латок. – Только что был…
– Большой?
– Во, – показал Гриша на полметра от земли. – Давай капкан поставим…
– Да-а, – протянул Анисим, изучая след. – Был зверь – колонок. У страха глаза велики…
– Да не испугался я, – обиделся Гриша. – Позвал поймать.
– Я и не сказал, что испугался, – выбирая из лотка рыбу и выкидывая ее на лед, как бы извинился Анисим. Рыба, наматывая на себя снег, затихала.
– Ленок, хариус, вот и заветный таймень, – поднял Анисим за жабры с изогнутым в дугу хвостом таймешонка.
– Недомерок, – фыркнул Гриша.
– Все равно таймень, – не согласился Анисим.
Гриша взвесил на руке рыбину.
– Пирог бы маманя загнула.
– Унесем домой, – поддержал Анисим. Он собрал, как дрова на руку, рыбины и направился к шалашу.
Гриша в одной руке нес за жабры таймешонка, в другой – ружье. И все никак не мог успокоиться: колонок – зверек с рукавицу, не больше, а ему показался с собаку. Может, кто другой? Опять след – никуда не денешь… Когда пришли к костру, Анисим спохватился:
– Не догадались выпотрошить рыбу на берегу. – И ссыпал за колодину улов. – Так что будем, Григорий, готовить: щербу варить или в золе запекать?
– И щербу, и в золе, – взялся Гриша за нож, выбрал покрупнее ленка и побежал на речку.
Анисим собрал вокруг огнища огрызки обгоревших веток, угли, сложил на середину костра горкой. Сухие веточки неброско горят, зато жар дают, дрова накаляют, – верная растопка.
Да и щербу приготовить особого труда не составляет, вскипела вода, посолил, кинул рыбу, собрал ложкой пену. Глаза у рыбы побелели, лаврушки бросил листик – и готово, снимая с огня. А вот в золе запечь – повозиться надо.
Гриша расстелил на столе листья бадана, уложил ленка и скатал в рулон, запаковал да еще как куклу спеленал донной травой. Он разгреб золу и в углубление аккуратно положил сверток и снова засыпал переливчатой каленой золой, пригреб угли, подкинул дров. Хоть дрова и пыхнули, но наружный огонь небольшой подсобник в ускорении готовки. Первым голос своей духовитостью подает бадан.
– Может, папаня, пока начнем щербу хлебать?
– Можно, – соглашается Анисим.
Анисим ставит кружки.
– Вынимать ленка? – не терпится Грише.
– Это уже по твоей части.
Гриша постучал лопаточкой по свертку, зола струйками осыпалась.
– Бухтит, папань.
– Горячее сыро не бывает, неси, Гриша! – сдвигает на столе кружки в одну сторону.
Гриша подхватил на лопаточку сверток и, придерживая, положил. Снял верхний слой листа, угольки, пригаринки. Тем временем Анисим разлил в кружки щербу.
– Недосол на столе, пересол на спине, – берется Гриша разделывать ленка. Первый кусок от головы подает на листе отцу.
– Попробуем, попробуем, – поудобнее усаживается на скамейку Анисим. Надкусил со спинки, сладко высосал. – Есть можно, – оценил он.

Кто коротал зимой у костра ночь, тот знает ее бесконечность. Поэтому Анисим с Гришей и не торопились ложиться спать. Как ни вертись, а к костру побежишь греться. Не мерзнешь лишь тогда, когда двигаешься и работаешь. Вот и находили себе дела. И лопат настругали, и досок разделывать рыбу, и орехов отшелушили впрок.
– Ну что, Григорий, – оглядывает сделанное Анисим, – пощелкаем орешек, что ли?
– Давай, – Гриша втыкает топор в чурку.
Анисим на крышку от котелка насыпает орехов, разравнивает тонким слоем, и ставит на угли с краю от большого костра, и помешивает прутиком. Как орех «вспотел», маслянисто зарумянился, начинает «стрелять», значит, пора снимать, перекаленный орех перекусывается. Анисим прихватывает крышку с орехами мхом и стряхивает с нее орех на чурку, поставленную торцом, как на блюдо. Гриша берет горсточку и, обжигаясь, пересыпает из руки в руку – дует. Анисим спрямевшими пальцами захватывает орех. Уже которую порцию одолевают отец с сыном, а нет никаких сил отступиться от орехов.
– Фу ты, привязались, – стряхивает с сернистой ладони прилипшие орешки Анисим, встает и переходит на другую сторону костра. – Не знаю, как ты, Григорий, а у меня на языке мозоль.
– А у меня не бывает от орехов.
– А ты знаешь, Григорий, какой мастер грызть орехи соболь? Как из пулемета сыплет и хоть бы одну перекусил – калиброванные скорлупки отлетают.
– Во, дает… А ты где, папань, видел?
– Не рассказывал? Видел. И что удивительно, не раскусит пустой орех, чисто белка. А ведь соболь в основном живностью питается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58