Снова носятся как ошпаренные.
Но к самой воде подойти не можем - берег качается, как резиновый, и засасывает ноги. Видать, теплые родники.
Вырезал прут, проткнул спутанную траву - трехметровое удилище вошло, как в масло, только пузыри заклокотали и дух пошел. Оглянулся - где Андрей. Кричу встревоженно, поднимается из травы голова:
- Я вот что нашел! - и показывает яйцо.
Подошел, так и есть - гнездо. Утиные, продолговатые, похожие на очищенные картофелины яйца.
- Раз, два, - считает Андрей, - вон еще, еще в траве белеют.
- Положи и никогда не смей брать!
Андрей положил яйцо и побрел, утопая по колено в сплавине, - у него была обиженная спина.
Я подошел к избушке, вытряхнул из рюкзака сеть. Зажал между дверью палку, стою, разбираю сеть и нанизываю на палку верхнюю тетиву. Подходит Андрей.
- На охоте, дед, не обижаются, понял?
- Понял.
- Буду тогда помогать?
- Пожалуйста, - передаю спутанную ячею.
- Затянем в озеро, да?
- Поставим на ночь.
- Караулить будем?
- Утром прибежим, проверим.
Андрей разочарованно вздыхает.
- А может, затянем?
- Берег не позволит. Не тот, что надо.
- Давай на тот.
Объясняю, где и как наводят. Разобрали сеть, а грузил нет. Поискали, походили, камней подходящих не нашли. Идти на речку поздно. Солнце уже катится по зазубринам гор. Придумали вместо грузил патроны привязать. Опустошили патронташ. Сделали из прутьев стлань, подобрались к самой воде вместе с лодкой.
Андрей садится посередине и держит сеть. Я влезаю на корму. Нога плохо гнется, и поясница ноет.
- Ну, ты, дед, как коряга, - замечает пацан.
Привязываю свободный конец тетивы к воткнутой сплавине.
- Греби, Андрей, ко льду.
Я опускаю в воду по порядку патроны, поплавки, опять патроны, если какой запал в ячейку - стоп. Андрей тормозит самодельным веслом отбрасывает задний ход. Распутываю - и плывем дальше.
По воде за нами пунктиром скрученные в трубочки берестяные наплывы. На самом конце привязываю еще складной нож и отпускаю сеть. Склоняемся за борт и смотрим, как тонут, ломаясь в глубине, наплывы.
Потом поворачиваем к берегу. Причаливаем. Андрей встает на стлань и подтягивает лодку. Я тоже выбираюсь, относим к избушке лодку. Нам еще километра полтора топать до замка. Выходим на тропу. Андрей бежит впереди - он легок на ногу: я иду, как спутанный. Только завидели замок, как Андрей уже зовет собак.
- Не пришли, дед, видишь, - разводит руками. - Пойдем, дед, завтра обязательно! - В голосе слезы.
- Ну, хорошо. А выдержишь? Дня два топать надо, да обратно столько же. Ветка увела Гольца в хижину - больше некуда деться.
- Сдюжу, дед, вот увидишь сам!
- Ладно, утром в путь. Выспись хорошенько.
Пацан радуется.
Растапливаем печь и камин. Хватаем из чугунка по куску рыбы, жуем.
Горностаиху назвали мама Груня.
Мама Груня прямо из рук цапает еду. Андрей хотел подержать ее - не дается, зубами цокает. Она уже на глазах рыжеет, прямо не верится.
- Дуреха ты моя, - нежно говорит Андрей и крошит рыбью мякоть. Дадим малышам?
- Они молоко сосут.
- Поглядим!
Склоняемся над гнездом. Мама Груня тут уже, приготовилась к защите, спружинилась, зубами блестит.
- Отойдем, Андрей, а то еще глаза выдерет.
- Давай-ка стряпать ужин. Где селезень?
Андрей несет утку.
- Похлебку или запечем в глине? - спрашиваю.
- В глине, - отвечает Андрей.
- В глине так в глине.
Пока потрошил утку, Андрей с берега принес сковородку - коричневой земли с песком. Высыпал на стол, добавил воды, месит глину.
Облепили селезня прямо в перьях, получился увесистый ком. На лопату и в печь.
Собрали рюкзак на утро: котелок, кружку, ложки, соль, сухари. Заварку отсыпали в спичечную коробку, до хижины хватит, а там все есть. Зарядили десятка два патронов - десять пулями, остальные картечью, наметили торцы "П" и "К". Ружье почистили, смазали. Постучал по глиняному коробку гулко, значит, ужин готов. Разломили, перо с глиной спеклось, мясо отдельно, сочное, по рукам бежит сок...
Наелись. Андрей убрал со стола - и на печь. Поначалу хотели спать на кровати, да неловко как-то, не своя... На печи хорошо пригревает. Я наковырял с лиственничных поленьев серы, разогрел в ложке, прилепил к фурункулам, обернул портянкой для тепла и тоже забрался на печь. В окно звезды крупные, ласковые, как котята, глядят. Утром поднялся, как только рассвело, робко припал к окну. Тихонько спускаюсь с печи, чтобы не разбудить Андрея, а он:
- Ты куда, дед?
- Спи, еще рано.
- Смотреть сеть? Я тоже с тобой.
Соскакивает, обувается. Выходим, роса мочит обувку, холодит руки и висит на уголках хвои. От озера тянет сырым туманом. Сапоги шумно чиркают о ветки багульника, а кочерыжки тальника, объеденного лосями еще прошлой зимой, хватают за штаны.
Пока шли на озеро, рассветало. Прошуршали лодкой по стлани, сволокли ее в воду и опять спугнули птиц, но они уже к нам привыкли, что ли: скоро попадали в траву и затихли. Мы сели в лодку. Андрей взял весло, а я потянул за тетиву и сразу почувствовал тяжесть, как двухпудовая гиря тянется. Не успел подтянуть, как закипела вокруг лодки вода, зашлепала. Андрей даже вздрогнул, да и я оробел, ружье поближе переложил. Видим, караси, каждый со сковороду, такой шлепоток подняли! Всю сеть завязали. Куда их столько? Выбираем, накалываем руки и кидаем обратно в озеро. Вдруг на конце сеть резко пошла в глубину, подтянул - всплыл карась величиной с тазик!
- Черно-золотой карась! - крикнул Андрей.
Вместе с сетью затащили его в лодку.
- Смотри, дед, и пятаки на нем, - радуется Андрей, - как колесо. Вот это да, рыбина! И глаза как лампочки. Вот тебе и чудо-рыба!
Выбрались на берег. Подняли карася, а из него икра течет, как гречневая крупа, только круглая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34