А командира эвон как шарахнуло!
– Чего несете-то? Чего? – взъерепенился ротный Шершнев. – Я слыхал, если человек траву не мнет – святой он…
– Святой, ежели по воде ходит, – возразили ему.
– Мужики! – заблажил тут рябой, хватая бурдюк. – Полная кожинка воды! Холодная, мужики!
– Для тебя припасено! – огрызнулся ополченец и толкнул рябого. Но тот со смехом уже рвал сыромятный узел. К нему потянулись взбалмошные и веселые красноармейцы, на миг не слышно стало песни. И вдруг этот гвалт прорезал долгий, на высокой ноте, крик в степи. Он был понятнее тревоги, сыгранной на трубе, и роты, словно напуганные овцы, сшиблись в кучу, соединив-таки три пути в один.
Андрей вскочил на коня и, крутясь на месте, выхватил шашку. Впереди навстречу полку галопом мчался дозор.
– В цепь! – крикнул Андрей, вращая шашку над головой.
Полк, повинуясь команде и сигналу, стал разворачиваться в цепь. Подскакали дозорные на взмыленных конях.
– Белые! – выпалил красноармеец. – Версты три!
Подъехал возбужденный комиссар, спешился и полез рукой под кожу потника – что-то прятал или, наоборот, доставал.
– Эскадрон и сотни полторы пехоты, – докладывал дозорный. – Идут прямо на нас Впереди разъезды! Вот-вот наткнутся!
Он отвязал фляжку от седла и стал пить.
Красноармейцы, растянувшись цепью, падали в траву и все почему-то жались друг к другу, переползали ближе к середине. Андреи разослал конных по флангам с приказом разомкнуть цепь и остался вдвоем с комиссаром.
– Может, не ввязываться? – спросил Шиловский. – Обойти справа…
– А нам во фланг ударят?! – оборвал Андрей. – Да и не успеем. Казаки на хвосте висят. Попадем между двух огней… Надо прорываться к чугунке. – И неожиданно добавил с тоской и сожалением: – Эх, комиссар, были бы у нас погоны… А взять негде. Негде!
– Не носить вам погон, Андрей Николаевич, – старательно выговорил Шиловский. – Теперь уж нет. Забудьте и не вспоминайте.
– Жаль, – серьезно сказал Андрей. – Надели бы мы сейчас эполеты и спокойно, в строю, прошагали бы не только через насыпь, а и через Уфу… Правда, вам они не к лицу были бы, комиссар…
Он проскакал по фронту полка, подымая людей. Красноармейцы вставали, выставляя винтовки, хотя степь впереди была еще свободной. Изломанная цепь пошла, скрываясь по пояс в белесой траве. Андрей проехал вперед и уже поднял бинокль, чтобы осмотреть зыбкое пространство, но вдруг спиной ощутил опасность. Представилось, как тот, белоглазый, вскинул сейчас винтовку и с колена выцеливает его, ждет момента, когда можно надавить на спуск. Андрей почувствовал озноб и, пришпорив коня, помчался на левый фланг, к комиссару. Но холодящая спину опасность не отставала, неотвязно дыша в затылок. Она чем-то напоминала оставшийся в зрительной памяти размашистый зигзаг молнии – не сморгнуть сразу и не привыкнуть.
Тогда он вернулся назад и, поджидая цепь, прилег, обнял шею коня, прижался к ней лицом. Под тонкой кожей дончака билась в жилах горячая кровь и трепетала под щекой влажная короткая шерсть. И Андрей сразу успокоился. Он словно обогрелся возле коня, как от печи в знобкое осеннее ненастье. Потом он поднял бинокль и несколько минут осматривал степное пространство. Сквозь марево он различил мутные и темные контуры лошадей, похоже, удерживаемых коноводами, группы спешившихся людей и редкие одинокие фигурки в высокой траве. В какой-то момент Андрей даже почувствовал разочарование, что белых было не так густо. Однако этот участок степи имел едва уловимый, но ощутимый зловещий оттенок. Вот стремительно промчался разъезд, возвращаясь к своим, и поднятая копытами пыль надолго повисла в воздухе, замутив светлое марево. Потом он рассмотрел несколько повозок, запряженных парами, походную кухню – все это за связками коней, в тылу. Он перевел взгляд еще дальше, вглубь, надеясь там отыскать какие-то признаки войска большой силы, но и там лежала нетронутая, зыбкая, как песок, степь без единого торного следа.
Андрей выехал на полверсты вперед полка и теперь уже хорошо различал группы всадников (каждая по численности равнялась взводу) и редкую строчку цепи между ними. Противник стоял, похоже, поджидая наступавших, и, судя по видимым его силам, по поведению, происходило что-то необычное. Возможно, там думали, вступать в бой или отойти пока не поздно к железной дороге, поближе к эшелонам.
А что, если противнику неизвестно, сколько штыков идет навстречу ему? И, пользуясь замешательством, взять да и ударить сейчас с ходу и открыть дорогу не только к полотну, но и за него: в этом месте чехи вряд ли держат большие силы…
С правого фланга на взмыленной, запаленной лошади прискакал дозорный.
– Их сотен до четырех! – крикнул он. – В траве лежат!
– На место! – приказал Андрей и скомандовал подбегающим красноармейцам: – В цепь! Всем в цепь!
– Что происходит? – тревожно спросил комиссар. – Почему они не стреляют?
– Не знаю! – зло бросил Андрей. – Спросите у них!
А цепь сама собой выровнялась, зашагала шире, увереннее; натянулась кожа на обожженных солнцем скулах и лбах. До противника оставалось сажен четыреста, когда Андрей увидел тройку конных, отделившихся от противника. Похоже, лошади были свежими, всадники приближались стремительно, и Андрей передал по цепи – залечь! Красноармейцы попадали в траву, лишь один кто-то привстал на колено, держа винтовку у плеча.
– Не стреляйте! – закричали конный, переводя лошадей на шаг. – Не стреляйте!
Конь под Андреем заплясал, вскидывая голову, раздутые ноздри тянули воздух. Шиловский немедленно оказался рядом, его лошадь дышала у левого бока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23