— Обожаю чудеса! — засмеялся он. — Ты бы взяла вот и сделала чудо, самое маленькое…
— Прекрати, Бурцев. — Фемида достала из коробки флакон из-под шампуня. Никто бы с этим не стал возиться, но фотография любопытная…
— А что во флаконе? Средство от перхоти?
— Утверждается, что живая вода.
— Живая вода? — Веселость с Бурцева слетела мгновенно. — Кто прислал? Откуда? Дай флакон!
— Ты можешь выслушать спокойно?
— Не могу. — Он отвернул пробку, понюхал, смело набрал в рот, подержал, чтобы ощутить вкус, и проглотил.
— Что ты делаешь? — возмутилась Фемида.
— Да, это живая вода, — уверенно сказал он. — Только почему здесь так мало? Столько прислали? Или раскушали?
— Ну ты вообще, Бурцев! Это же вещдок! Ты чокнутый!..
— Это не вещдок, Наденька, это настоящая живая вода. На экспертизу отправляла?
— Разумеется!.. А если бы там был яд, Бурцев? У тебя что, с крышей плохо?
Ему нравилось, что она перешла на студенческий жаргон и испугалась.
— Живой водой не отравишься. Впрочем… Ладно, это все тонкие материи. Что показала экспертиза?
— Ничего особенного… Обыкновенная талая вода. Ионы, соли и прочее. Отдай вещдок, пока не допил.
— Погоди, Наденька. — Он спрятал флакон за спину. — Подчинись мне один раз? Единственный! У тебя болит спина. Вижу, не надо! Хочешь, сейчас боль пройдет. Ненадолго, потому что мало живой воды, но пройдет.
— Перестань, Сергей Александрович. — Голос ее все-таки надломился. Фокусник, тоже мне… Не верю в твои чародейства!
— Ну один-единственный раз, Надежда! Как головой в омут, а?
— Я все перепробовала. Даже Елизаров не помог… Она посидела, глядя перед собой, вздохнула с равнодушным видом:
— Ладно… Что я должна делать? Лечь?
— Заголи спину и сядь.
Наденька сняла форменный пиджак, подтянула вверх юбку и села верхом на стул, подставила ему спину.
— Шамань, шаман…
Бурцев засучил рукава, бережно поднял белую форменную блузку и обнажил спину Наденьки, сразу же ставшую узкой и беспомощной. Пулевые ранения чистили и зашивали в местной больнице, и потому на нежной девичьей коже остались грубые, жесткие шрамы. Он осторожно набрал в ладонь воды из флакона и стал втирать в поясницу.
И вдруг подумал, какова была бы физиономия у ее секретаря, зайди он сейчас в кабинет? Грозная начальница сидит с задранной юбкой и голой спиной, на которой не видно полоски бюстгальтера, а посетитель что-то там колдует…
Даже захотелось, чтобы вошел, — неплохая месть за неласковую встречу и деготь в чашке вместо кофе…
— И это ты называешь лечением? — не вытерпела Наденька. — Хоть бы пошептал что-нибудь для антуража…
— Шептать буду на ушко, — проговорил он, испытывая волнение от прикосновений к ее телу. — Если Вадим Вадимыч уедет в командировку…
— Раньше ты не говорил пошлостей женщинам.
— Видишь, как опустился. — Он вылил остатки воды на ладонь и снова стал втирать — кожа и особенно рубцы шрамов поглощали ее мгновенно.
Наденька неожиданно замолчала и замерла, облокотившись на спинку стула и положив головку на сгиб руки. Он почувствовал, как ей приятно; он знал, что ей приятно.
— Здорово, если кто-нибудь войдет, — вдруг сказала она и тихо улыбнулась, — например мой секретарь.
— Я тоже об этом думал, — откликнулся он. — Но не войдет.
— Этот не войдет. И никого не впустит… Слушай, Бурцев, зачем ты отрастил бороду? Без нее у тебя был такой… мужественный вид.
— Знаешь, почему бояре сопротивлялись Петру, когда он стал резать им бороды?
— Ну почему? Просвети глупую бабу.
— Потому что в то время на Руси брились только голубые!
— Какая гадость… А они что, и тогда были?
— Были, иностранцы и свои, отечественные. О безбородых говорили, что они носят блядский образ.
Наденька скосила на Бурцева глаза, словно убеждаясь, не шутит ли он.
— Сегодня же Вадим Вадимычу скажу, чтоб обрастал. Муж ее работал в Министерстве по внешнеэкономическим связям и, насколько знал его Сергей, был человеком интеллигентным, мягким, лет на двадцать ее старше, так что закрадывалось подозрение, что он подкаблучник. Впрочем, с такой женой это не мудрено, тем более Вадим Вадимыч был в вечном долгу перед ней. Когда-то он попал в прокурорские сети по серьезному уголовному делу, однако Надежда выгородила, спасла его от неминуемой тюрьмы, а потом вышла за него замуж. Об этом он рассказал Бурцеву, когда они дежурили у ее постели…
— Скажи мне, Сережа… А зачем ты меня бросил? — глядя в дверь, внезапно спросила Наденька.
— Я тебя не бросал. — Бурцев вытряхнул последние капли из флакона на спину. — Ты сама ушла.
— Ушла… Но после того, как ты изменил мне. С этой!..
— В чем сразу же сам признался!
— Попробовал бы не признаться…
— Мысль такая была… Но черт за язык дернул.
— Во-первых, не черт, а черт женского пола. Во-вторых — не за язык.
— Не хамите доктору, больная!
— Ох ты и дурак, Бурцев! Какой же ты дурак! А еще с бородой.
— Больная!
Наденька вдруг встала, одернула юбку и резко присела.
— Знаешь… Кажется, я уже не больная.
— Что я тебе говорил?
— Нет, правда! — искренне воскликнула она, все еще приседая и заправляя блузку. — Совсем не болит!.. Это от воды или от твоих рук? Ты что, Кашпировский?
— Если бы ты, дуреха, не отправила живую воду в химлабораторию, вообще бы мог вылечить. Сергей завернул пробку и положил флакон.
— Неужели это от воды?.. Чертовщина какая-то!
— Наоборот, благодать Божья. Наденька набросила на плечи свой пиджак, отошла к окну и минуту смотрела на московские зеленые крыши.
— Спасибо за лечение, кудесник. А как ты определил, что вода живая? Ты ее прежде пробовал?
— Только однажды, — грустно проговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26