— Хорошо, — растерянно пробормотала она. — А мы?..
— А мы с вами пойдем смотреть кино.
— Если это… не кино?
— Но вы же сказали — фильм ужасов? Вот и проверим. Ничего, я все время буду с вами. Со мной же вам не страшно?
Она была не просто барыня — скорее, царственная особа, и Георгий предположил, что в нелегальной своей жизни за рубежом она играла роль жены какого-нибудь крупнейшего мультимиллионера, привыкла к роскоши, прислуге, дорогим автомобилям и, «разлагаясь» от безделья, искала острых ощущений. И вот, наконец, нашла их, правда, оказавшись в «бермудском треугольнике», в старом финском домике с видом на озеро, и вместо «ролсройса» — хорошо побитый и растоптанный, как башмак, «УАЗ».
Весь остаток дня и вечер Поспелов проходил с удочкой по берегу Одинозера, вдали от метеостанции, и наловил больше десятка сазанов и голавлей, отнес рыбу в мащину, оставленную в километре от метеостанции, и отправился на «свидание», прихватив трофейный автомат. Рим оказалась уже на месте, устроившись в траве под четырехногой вышкой какого-то прибора. То ли это было предусмотрено легендой, то ли она еще не могла отвыкнуть от прошлой жизни, но на операцию агент явилась в вечернем платье, неудобно зауженном на бедрах, с глубоким вырезом и, уж вообще ни в какие ворота туфлях на шпилечке и с высокой прической. Георгий напрочь отрицал, что она вырядилась, дабы ему понравиться: такие женщины привыкли брать, но не отдавать. Рядом с ней он выглядел бичом, бомжом — недельная щетина, брезентовая куртка, под которой выпирает автомат, поношенные кроссовки и тонкая вязаная шапочка. Типичный фермер…
И отчего-то, при столь блистательном виде, у Рима на точеном, благородном лице сквозила презрительная и даже циничная улыбка. Возможно, так казалось, а возможно, это была защитная реакция от внешнего мира, тех самых острых ощущений, которых боялась. Вчерашней ночью скелеты бесновались прямо в этом месте…
Все началось ровно в полночь. Сначала из леса, а точнее, откуда-то из крон полился мерцающий зеленоватый свет и послышался отдаленный шум голосов с отчетливым костяным стуком. Поспелов машинально потянул из-под полы автомат, однако вовремя опомнился и достал сигареты из внутреннего кармана.
— Прошу, — вытряхнул из пачки сигаретный фильтр.
— С удовольствием бы, но не ко времени, — усмехнулась она. — И вам не советую…
Или вы волнуетесь?
Волна зеленого свечения спала с вершин на землю и покатилась в сторону метеоплощадки, вместе с нарастающим гомоном голосов. И уже можно было различить отдельные выкрики, требующие предать останки земле. Поспелов не заметил момента, когда мерцающая граница этой волны преодолела сетчатый забор метеоплощадки, и увидел, что все пространство вокруг как бы пронизано зеленоватыми сполохами и неясными, белесыми пятнами. Все это бродило, переливалось, как в калейдоскопе, и только звук был ясным, объемистым и вездесущим.
— Похороните нас!
— Мы устали…
— Предайте останки земле!
Голоса орали то над самым ухом, то громыхали откуда-то сверху, однако мертвящее это мерцание как бы разделило пространство, отрезав земное от небесного. Скелеты были уже вокруг, судя по вою и крикам, бренчание костей доносилось отовсюду…
Были и не были! Ничего, кроме зеленоватых проблесков! Поспелов осторожно выбрался из-под вышки и огляделся. Незримый параллельный мир бесновался повсюду, чуть ли не вплотную достигая жилых финских домиков метеостанции с черными окнами. И ни каких скелетов, покойников, мертвецов. Только сполохи, вращение зеленоватого свечения, как если бы он смотрел через осколок бутылочного стекла.
Только звук, один звук — оглушающий, сжимающий душу до смертной тоски!
И вдруг он увидел, узрел источник звука, проследив мысленно его направление, — над землей, в полутора метрах, выписывая плавные, широкие круги, парил эллипсообразный, обтекаемый предмет. Он взмывал вверх, затем медленно опускался вниз, чуть ли не касаясь травы и метеоприборов, а то начинал раскачиваться просто как маятник.
И лишь на короткие мгновения в неверном пульсирующем свечении был заметен тонкий фал, пружинистый, скрученный в спираль, как телефонный провод. Он уходил вверх и там словно обрывался, отрезанный зеленоватым маревом. Поспелов выждал момент, схватил в охапку этот невиданный динамик, изрыгающий крики, и метнувшись к забору, впихнул его между сеткой и железным трубчатым столбом. Фал тот час же натянулся, затем ослаб и появилась возможность обмотнуть его вокруг столба.
Якорь получился крепкий, динамик вибрировал от напряжения и эта вибрация отдавалась забору. Поспелов ухватился повыше и потянул на себя фал — он медленно поддался, сохраняя пружинистую напряженную силу, как если бы на другом конце его ходила на крючке большая сильная рыба. Схватываясь азартом рыбака, он попытался подсечь, резко дернул на себя, повис всем телом «леска» резко пошла в сторону, неожиданно поддалась, и Георгий успел выбрать метров десять. В этот момент на помощь подоспела Рим, на ходу вздергивая к талии узкую, стягивающую бедра юбку.
Они повисли на фале вдвоем — «рыба» задергалась, заходила толчками, потянула к горизонту, намереваясь уйти в «глубину», и все это под рев, крики и стрельбу, несущиеся из динамика.
— Раз-два — взяли! — крикнул Георгий и рванул на себя упругий фал. Подсечка удалась! «Леска» косо пошла к земле, задрожала от напряжения, затем резко ослабла и упала на траву.
Поспелов перемахнул через забор, на ходу высвобождая из-под куртки автомат, и, вырвавшись из зеленого марева, понял, что оружие не потребуется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142