Родители ссорились и убивались от горя. В пору торжества уральской природы в горах стало тяжело и мрачно. На ноги подняли много народу, повсюду стреляли и жгли ночами костры, по всем окрестным селам разослали ориентировки, но девочка словно сквозь землю провалилась, что, собственно, в прямом смысле и подозревал Русинов.
И вдруг на четырнадцатый день пришло сообщение, что девочка жива и здорова, а находится в деревеньке за двести десять километров от места, где были разбиты палатки! И будто выглядит лучше, чем была, – поправилась и посвежела. За счет Института Русинов вызвал вертолет и полетел за ней один, чтобы получить незамутненную информацию из первых уст. Девочку звали Инга. Русинов ее раньше не видел, но она на самом деле не смотрелась как изможденная и исхудавшая и, судя по ногам, словно и в горах-то не была. Инга оказалась веселой, словоохотливой и даже счастливой. Она рассказала, что заблудилась недалеко от своей палатки, и когда начали стрелять, то ошиблась и пошла в другую сторону. Первую ночь ночевала одна под деревом и сильно замерзла, а на второй день снова пошла на выстрелы, и опять не туда. В полдень же ей повстречался прекрасный молодой человек или даже юноша. Он был высокий, сильный, с красивой бородой и огромными, чуть печальными глазами. И одежда на нем была очень красивая, какая-то перламутровая. Он сказал, что он – Данила-мастер и служит у Хозяйки Медной горы в глубоких подземных пещерах, которые проходят подо всем Уральским хребтом, да только люди о них не знают, и что он каждый день встречается с Хозяйкой: утром, чтобы получить задание на день, а вечером – чтобы расчесывать ее прекрасные золотые волосы малахитовым гребешком, но это при условии, если выполнит задание к битому часу – удару медного подземного колокола. Он посадил девочку себе на плечи и понес в деревню. Он шел и все рассказывал про свое подземное житье, и так здорово, что Инге захотелось посмотреть. Но Данила-мастер сказал, что Хозяйка не любит земных девочек и всех прогоняет прочь и что может его наказать – отправить в Зал Мертвых и посадить на медную цепь лет на сто. И так они шли долго, и ехать на плечах было восхитительно, намного лучше, чем у папы. Возле речек Данила-мастер вдруг вырастал и становился о-о-огромным! Выше леса! И перешагивал воду. Ей было немножко страшно, потому что поднималась слишком высоко над землей и боялась свалиться. А ели они какой-то уж очень вкусный хлеб, такой, что к нему не нужно ни колбасы, ни масла с сыром, и пили воду из каких-то родников – совсем сладкую. Инга ему тоже рассказывала, как люди живут на земле и что она нынче пойдет в школу, в первый класс. Ей было так хорошо, а Данила-мастер такой красивый и сильный, что она влюбилась в него. И он тоже влюбился. И сказал, чтобы Инга, когда вырастет большая и исполнится ей восемнадцать лет, пришла к одному камню в горах и что он будет ее там ждать. И они поженятся, но прежде попросят благословения у Хозяйки Медной горы. Данила был уверен, что она согласится, потому что ему пора жениться.
Слушая эту восторженную сказку, Русинов пытался разделить все на «шестнадцать», чтобы отсортировать рациональное зерно и понять, какой же романтический турист-бродяга выносил Ингу из лесу. И потому, подыгрывая, машинально спросил:
– А ты хорошо запомнила этот камень? А то забудешь, придешь в горы и не найдешь. И твой Данила-мастер умрет от тоски.
– Конечно, запомнила! – воскликнула Инга. – Только маме с папой не говорите. А то она пойдет и сотрет заметку.
– Какую заметку? – слегка шалея от предчувствия, спросил Русинов.
– Не скажу! – засмеялась она. – Никому не скажу!
– Мне можно, – доверительно сообщил Русинов. – Мне все тайны можно доверять.
– А вы не сотрете?
– Никогда! И никому не позволю стереть.
Инга взяла палочку и начертила тот неразгаданный знак: вертикальная линия и четыре точки с правой стороны. Русинова пробрал озноб.
– Когда мы полетим на вертолете, ты сможешь показать мне этот камень?
– Смогу! – легкомысленно заявила она.
– Но ведь в горах все камни одинаковые, а с высоты заметки не увидишь.
– Это особенный камень! – таинственным шепотом сообщила Инга. – Он стоит на таком обрыве, и оттуда далеко-о видно… А когда он принес меня к деревне и спустил на землю, вот что подарил!
И она достала из кармана куртки кусок малахита величиной со средний кусок мыла с красивым сферическим рисунком на одной стороне и полосатым на другой. Камень был дикий, необработанный и, видно, от долгого пребывания в брезентовом кармане слегка отшлифовался по углам. Эх, поглядеть бы на него получше! Понюхать, покушать, Авеге подсунуть… Да ведь как отнять такой подарок у счастливого ребенка?
– И ты простилась с Данилой?
– И я простилась, – со взрослой печалью сказала Инга. – Но скоро же встретимся! Через одиннадцать лет…
– А как вы простились, расскажи.
– Как?.. – Она задумалась. – Он мне поклонился… И я ему поклонилась…
Люди, что приютили Ингу у себя, рассказывали, что девочка пришла от опушки леса одна. Разве что все время оборачивалась назад и кому-то махала рукой. И потом сообщила, что ее нашел и принес Данила-мастер, но ничего подобного им не рассказывала.
Когда они полетели на вертолете к стану, Инга сразу же прилипла к иллюминатору и с какой-то тоской смотрела на землю. Минут через двадцать она закричала в ухо Русинову, показывая на гору:
– Вон! Вон мой камень! Вижу! Это он!
На краю каменистой осыпи был высокий, заметный останец, чем-то напоминающий памятник Островскому возле Малого театра:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24