— Странно, что он еще не продал тебе Калмз-пойнтский мост!— Это получше, чем Калмз-пойнтский мост, Вейнберг, и ты это прекрасно знаешь!Вейнберг замолчал. Некоторое время он молча разглядывал свои ручищи, потом посмотрел Брауну прямо в глаза и сказал:— У тебя есть часть фотографии?— Да, есть.— И два имени, так?— Да.— И что это за имена?— Одно из них — твое.— А второе?— Я назову его только после того, как мы договоримся.— Что же, по-твоему, означают эти имена?— Мне кажется, это имена двух человек, у которых тоже есть части этой фотографии.— И я — один из них, так что ли?— Точно.— Чушь собачья, — фыркнул Вейнберг.— Я уже рассказал тебе большую часть этой истории по телефону, — сказал Браун. — Если ты так уверен, что это — чушь собачья, то что ты тогда здесь делаешь?Вейнберг снова его оглядел. Он достал из кармана пачку сигарет, угостил Брауна и щелкнул зажигалкой, Потом откинулся на спинку стула, выпустил струю дыма и спросил:— А твой дружок Дэнни Фирт сказал, каким образом ты сможешь получить эти 750 тысяч, сложив из этих кусочков целую картинку?— Сказал.— Как?— Вейнберг... ты знаешь, и я знаю, что на фотографии показано место, где Кармине Бонамико спрятал награбленные деньги.— Не понимаю, о чем ты говоришь!— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Ну так как? Ты будешь продолжать строить из себя умника, или мы придем к соглашению?— Мне нужна еще кое-какая информация.— Какая?— Откуда у твоего приятеля Дэнни взялась часть фото?— Он получил ее от одного малого в Юте, которого приговорили к пожизненному заключению. У него не было никаких шансов выбраться, кроме побега, а бежать он не собирался. Дэнни обещал позаботиться о его жене и детях, если он отыщет эти деньги.— Стало быть, Дэнни вышел, тут же передумал и решил продать свою картинку тебе?— Так оно и есть.— Какой честный парень этот твой Дэнни!— А ты что хотел? — с улыбкой спросил Браун. — Честность среди воров.— Это и приводит нас к тебе, — сказал Вейнберг, улыбнувшись в ответ. — А что числится за тобой?— За мной много разного.— Например?— Последний раз я сидел в Сан-Квентине, — сказал Браун и снова улыбнулся. — Получил пять лет за подделку кое-каких документов. Но это было подстроенное обвинение.— Подстроить можно все, что угодно, — кивнул Вейнберг. — Давай-ка вернемся к фотографии. Ты знаешь, из скольких частей она состоит?— Я надеялся, что ты знаешь.— Нет.— Тем не менее мы могли бы прийти к соглашению.— Может быть, — сказал Вейнберг. — Кто-нибудь еще знает об этом?— Нет, никто не знает.— Ты уверен, что не проболтался об этом своему братцу? Или какой-нибудь подружке?— Нет у меня никакого братца. И я ничего не рассказываю подружкам, — Браун сделал паузу. — А что? Ты кому-нибудь рассказал об этом?— Ни одной живой душе. Ты думаешь, я спятил? Ведь речь идет о таких деньгах...— Ага, оказывается, ты знаешь, что это пахнет большими деньгами...— Какое второе имя в твоем списке?— Так мы договорились?— Если только это не то имя, которое я уже знаю.— А сколько имен ты вообще знаешь?— Всего одно.— Ну что же, мы в одинаковом положении.— Если только это не одно и то же имя.— В этом случае никто из нас ничего не теряет. Вот такое предложение, Вейнберг, хочешь — соглашайся, хочешь — нет. Я выкладываю свои фотографии и имя, ты — свои. Если мы найдем эти деньги, поделим их пополам, учитывая расходы. Ты ведь знаешь, я уже выложил две тысячи.— Ну уж нет, пусть у тебя об этом голова болит, — сказал Вейнберг. — Я буду считать расходы только с этой минуты, но не рассчитывай, что я буду платить по твоим старым счетам.— О'кей, забудем про эти две тысячи. Ну так как, договорились?— Договорились, — сказал Вейнберг и протянул руку. Браун пожал ее. — Давай-ка глянем на твою часть фото.— Не считай меня дурачком, — покачал головой Браун. — Ты ведь не думаешь, что она и в самом деле у меня при себе?— Попробовать никогда не вредно, — ухмыляясь сказал Вейнберг. — Встретимся сегодня вечером. Тогда и выложим все на стол.— Где?— У меня.— Это где?— Саут Кирби, 220. Квартира 36.— Когда?— Одиннадцать вечера тебя устроит?— Я приду, — сказал Браун.Дом 220 по Саут Кирби находился в трущобе, сравнимой разве что с выгребной ямой. Артур Браун хорошо знал подобные трущобы. Переполненные мусорные баки прямо на тротуарах — тоже знакомая картина. И крыльцо его не удивило — потрескавшиеся цементные ступени, на которых белой краской выведено “НА ЛЕСТНИЦЕ НЕ СИДЕТЬ”, ржавые перила из кованого железа, во входной двери выбиты стекла. Замки на почтовых ящиках в вестибюле, куда обычно опускают чеки на пособие по безработице, сломаны. Свет не горел, и только единственная лампочка слабо освещала площадку первого этажа. Коридор пропах запахами кухни, пота и человеческих испражнений. Это зловоние, окутывавшее Брауна, пока он карабкался на третий этаж, напомнило ему о детстве. Он вспомнил себя, маленького, лежащего в постели и прислушивающегося к звукам, доносившимся с кухни, где ночью хозяйничали крысы. В той же комнате спят его родители, сестра шепчет в темноте с соседней кровати: “Они опять здесь, Арти?”, а он кивает с широко открытыми глазами и уверенно говорит:— Они уйдут, Пенни.Однажды ночью Пенни спросила:— Арти, а если они не уйдут?Он не знал, что ответить. Ясно представил себе, как утром заходит на кухню и видит, что комната кишит длиннохвостыми крысами, с острых клыков которых стекает кровь.Даже сейчас его передернуло от этой мысли. “Арти, а что если они не уйдут?”.Когда Пенни было семнадцать лет, она умерла от сверхдозы героина, впрыснутого ей в подвале другой девчонкой, которая, как и она, была новенькой в уличной шайке под названием “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42