Вначале, говорит, исчез куда то, все бросил, жену, сына, и прощай! Два или три года искали по всему свету, думали даже, что выкрали его, за границу умыкнули. Анастасия все в этой закрытой зоне на Урале бросила, сюда перебралась, на отцовское пепелище. Хорошо, в свое время хоть не продала, а хотела ведь. А кто отсоветовал? Да я и отсоветовала… Ты что, говорю, совсем уже от своей любви спятила? Такую домину, в таком престижном месте? А дети пойдут, им что, кукиш с маслом?
– Слушай, Вера, не тараторь. Ты говоришь, старший брат? А что, был еще кто то?
– Конечно, неужели непонятно? Еще младший был, тоже по ученой части, тоже закрытый, о нем даже Анастасия молчит, совсем уж какой то секретный. Вот я и говорю ей теперь, ну, говорю, кто был прав, подруженька?
Сергей Романович перехватил бутылку из рук Веры, хотевшей вновь наполнить свой бокал, и отставил ее подальше.
– Вот я и говорю, – продолжала хозяйка, как то странно усмехнувшись, с остановившимся взглядом, – всякое бывает. С неделю тому назад старший братец у Анастасии и объявился. Вечером, говорит, кто то скребется в окошко на кухне, в темный сад окошко выходит. Занавеску, говорит, тихонько отдернула и обомлела. Он, он! Слышь, Сергуня, Бога он все это время, говорит, искал, всю, говорит, страну обошел, странником стал… а? Жутко. Ты что, Сергуня, а?
Ее остановил пристальный незнакомый взгляд.
– Нашел? – спросил Сергей Романович.
– Что? – удивилась уже забывшая о своих предыдущих словах разомлевшая хозяйка. – Чего такое нашел?
– Ну, Бога то, нашел?
Вера озадаченно промолчала, затем залилась смехом.
– Да зачем тебе знать, нашел или нет? Давай ка я баньку истоплю, вымою тебя, выскоблю до хруста…
– Зачем, говоришь? – остановил ее Сергей Романович, и в его лице проступила романтическая грусть, даже голос как то переменился, стал задумчивым и вопрошающим. – Ты вот думала когда нибудь, зачем человек на земле живет?
– Для любви, Сергуня, думать нечего, все до нас решено.
– Вот уж в чем я не уверен, так это в твоей бабьей философии, – усмехнулся он. – Нет, Вера, у человека другое предназначение на земле. Явиться из тумана, достичь своего солнца и сгореть в нем. Вот к чему стремится каждый истинный мужчина. Запомни и гордись…
– Что то больно мудрено для меня, – вздохнула она нетерпеливо. – Со мной вон уже сколько мужика не было, месяцев пять! После тебя никак не могу, не один набивался, не могу, и все… А ты.может, коньячку рюмочку?
Теперь и Сергей Романович коротко усмехнулся, польщенный и возбужденный ее явным нетерпением, придвинулся к ней, обнял, прижал к себе, и она, возбуждаясь от его властных и жадных рук, тяжело потянула его вниз, на толстый текинский ковер. А затем, придя в себя и несколько успокоившись, они долго вместе плескались в просторной ванне, но уже за столом, лениво и ублаготворенно вновь потягивая в меру терпкое вино, Сергей Романович как то, словно между прочим, обронил:
– Знаешь, Вер, ты сделай, чтобы мне встретиться с этим странником… так, незаметно как нибудь, как ты умеешь…
– Серьезно или шутишь? Ничего не пойму…
– Сам не знаю, – так же искренне ответил Сергей Романович. – Я ведь тоже по своему бродяжка – командировки, командировки, нынче здесь, завтра там, а без этого вроде и жизни нет, привык… Без дороги не могу. А если он, странник чудный, что то такое особое знает и мне скажет? Избавлюсь от своего зуда, и заживем с тобой припеваючи, буду клубничку растить, глядишь, дите проклюнется, знаешь, этакий белоголовый постреленок, глазенки быстрые, знай лепечет себе – мама, папа… а? Недурно, Вер? Ты вон еще какая молодка, кровь с перцем, такого себе парня отгрохаем или дочурку, ласковую ласковую шалунью, в косичках розовые бантики… а?
– Господи, – потянулась к нему Вера, припала к груди и неожиданно потрясенно и счастливо расплакалась, уткнувшись в широкую теплую грудь – терлась о нее щекой и носом и ревела.
Он поднял ее голову, взглянул в глаза.
– Ты чего, Вер?
– Ох, хочу, чтоб так было, – призналась она и разрыдалась с новой силой, а когда несколько успокоилась, подняла покрасневшие глаза, улыбнулась сквозь еще не просохшие слезы.
– Вер, да ей Богу…
– Ладно, врешь ты все… а это так, бабье, не отнимешь. Я и без того счастливая, Сергуня, ничего мне больше не надо, лишь бы ты был на белом свете и чтобы я всегда это знала. – Она подняла голову, вновь заставив себя улыбнуться. – А того, что ты наговорил, ничего не будет…
– Будет! – заупрямился Сергей Романович, и в его голосе прорезалось нечто незнакомое и далекое. – Захочу, и будет.
Она потянулась к бокалу с вином, возражать больше было нельзя, она слишком хорошо его знала.
– Ну, ладно, как знаешь, Сергуня. Вот только к этому страннику ходить не надо, говорят, он стал провидцем, насквозь человека видит и всю его судьбу наперед знает. Зачем? Страшно.
С бережной улыбкой поглаживая ее плечи, Сергей Романович в то же время властно отстранил ее от себя, и она поняла, что все ее слова и уговоры будут напрасны; может быть, она и любила его за эту его непонятную силу, подчиняющую себе без слов, и за эту свою сладкую бабью покорность. Ей сейчас уже и говорить больше не хотелось, только быть с ним рядом, глядеть на него и не терять ни одной секунды этого счастья – ведь она прекрасно знала, что оно долго не продлится и в любую минуту может оборваться. Так уже случалось не раз. Но и спать не хотелось, и она стала рассказывать о последних дачных пересудах, о том, что знаменитая певица Зыбкина, лет десять назад купившая у них в поселке дачу, расширила ее, надстроила второй этаж и превратила его в концертный зал, ей даже лифт соорудили – подниматься на второй этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134