Днем на работе – какие-нибудь холодильники, утюги и фокус-группы с пиццей и сэндвичами за односторонним стеклом, вечером – безрассудные попытки оставить потомство перед лицом неотвратимой гибели. Каждая следующая ночь могла стать последней и поэтому проходила в алкогольном угаре («Expirienced hard drinkers wanted!» – сияли рекламой бары с полос Marauders), а также в беспрерывном поиске женщин, которые были единственным настоящим богатством этой опасной и непредсказуемой страны.
Никитин оказался болезненно худым высоким юношей с женственными манерами и интонациями. Жесткие седые кудряшки на голове, выступающий бледный лоб и узкий крючковатый нос делали его похожим не то на попугая, не то на умирающего от рака трансвестита, который твердо поверил в то, что вылечится, если перестанет щеголять в туфлях на шпильках и свернет из рисовой бумаги миллион Элтонов Джонов. Примерно так все обстояло: у Никитина была всего одна почка, зато целых две неизлечимые болезни – астма и сахарный диабет.
– Только, Дэн, давай без всякой этой замороченной чуши, которую ты любишь, – продолжал Никитин, – ну, про дрожащую лапку паука в детских пальцах и прочего… Пиши просто, доступно и коротко, чтобы любой идиот понял, то это вообще такое и нужно ли оно ему… Обещаешь?.. Ага, ну супер… Я? Да что я – нормально все, в отпуск вот собираюсь…
Охранник взял Никитина за плечо:
– Костя, тут к тебе пришли.
– Дэн, у меня посетительница… Конечно, красивая! – он галантно улыбнулся Рите. – Будешь себя хорошо вести, познакомлю!.. Только в среду крайний срок, ты понял?.. Да не вопрос, скажи, что ты от нас, Алена тебе все оформит… Ну давай, удачи…
Рита беседовала с Никитиным больше часа. Сначала тот недоверчиво ухмылялся, но когда Рита стала рассказывать ему о тех фактах его биографии, о которых не знал не только никто из его ближайшего окружения, но даже и сам Никитин уже давно предпочел забыть, Косте стало не по себе.
– Это все отсюда, – закончила Рита, доставая из сумки небольшую распечатку, исполосованную ядовито-оранжевым текстовыделителем, – только не спрашивай, откуда она у меня… Мне кажется, Костя, ты умный мальчик и должен понимать, что из-за вечных депрессий нашего с тобой общего приятеля, его, мягко говоря, специфичной фантазии и странных эстетических предпочтений все это может для нас очень плохо закончиться.
– Да уж… – мрачно протянул Никитин. – Костя, ты знаешь, где он живет?
– Нет, ну надо же такой свиньей быть! – с чувством воскликнул Никитин, ошарашенно листая распечатку. – Ведь все детство вместе провели… Что ему, трудно было мне вторую почку оставить? Букв, блядь, жалко стало?! А с котом, вы в курсе, что он с моим котом сделал? Да кто ему вообще такое право дал?! Мудак охуевший!
– Так ты знаешь, где он живет или нет?
– Конечно, знаю: Аллея Поликарпова, дом 8. Такая замызганная квартирка на первом этаже. На кухне фотообои про Карелию… Вот ублюдок все-таки! Никитин перевернул страницу:
– А это что за дерьмо?! Ну какие еще суворовцы?! Да это когда было вообще… – Там ниже и про меня есть. Никитин пробежал еще несколько абзацев и со смешанным чувством недоверия и восхищения во взгляде поднял глаза на Риту.
– А это правда? Рита пожала плечами:
– А про тебя, Костя? Правда?
Она положила ладонь на плечо Тиме, который изучал фотографию, приклеенную скотчем к одной из перегородок: шесть аквалангистов в черных гидрокостюмах повисли над водой на крестообразном подъемнике, как огромные резиновые морские коньки.
– Его нужно остановить, пока еще не поздно, – сказал Никитин. – Именно это я и пытаюсь донести до тебя уже второй час.
– Прямо сейчас поедем! Он дома, мы только что по телефону разговаривали. Одну минуту… Лев! Ле-е-ев!!!
Бородач, стоявший за столом, ломившимся от офисной техники, в ответ лишь раздраженно помахал скрученным в трубочку листком бумаги – не сейчас, занят, важный звонок, давай попозже. Он набирал чей-то телефонный номер, сопел в трубку, сбрасывал, набирал снова…
– Здравствуйте!!! – заорал он в трубку. – Наконец-то я до вас дозвонился! Хвала богам! Так… А как тут переключить на факс?
– А хуй тебе! – донесся чей-то ехидный голос из-за соседней перегородки.
– Фак ю! – радушно ответствовал бородач. Из-за перегородки высунулись руки невидимого оппонента с замысловато скрещенными пальцами: Фак ю четыре раза! – оппонент потряс руками, а затем сцепил пальцы в новой невероятной комбинации. – Нет – пять!
Вот так, видишь, тут зеленая кнопка… – помог Льву Никитин.
– Ага. Спасибо. Все, посылайте, я принимаю…Бородач с удовлетворением смотрел на выползающую бумажную ленту, покрытую мелким текстом. Он поправил ее немного, свесив через край стола, чтобы загибающийся край ленты не попал в приемную щель факса.
– Лев, ты куда машину поставил?
– А ты что, боец, покидаешь поле боя? Мы с ребятами на ночь останемся, сегодня все свободны, даже Дюшу жена отпустила. Будем брать Кремль! – он довольно потер руки, предвкушая грандиозную баталию. – Оставайся, Кость…
– Я сегодня не могу.
– Ну и зря! Битву столетия пропускаешь…
– Лев, я спешу!
– Ааа… Она у черного входа припаркована, справа от «Звездочки».
Во внутреннем дворике был разбит аккуратный английский газон; по сетке, натянутой на закопченные кирпичные стены, взбирался плющ. Рядом с одной из фабричных построек на массивной чугунной скамейке сидел мужчина в черной джинсовке, чем-то напоминавший коня, и потягивал пиво из банки, жмурясь на сентябрьском солнце.
– Да, Костя… – начала Рита. – Нас просили тебе кое-что передать. Никитин с сомнением посмотрел на сверток, покрытый жирными зелеными разводами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52