Я медленно поставил чемодан на пол и поднял руки, как он велел. Одет он был в темные брюки, испачканные землей, руки у него тоже были в грязи, и я сразу спросил:
— Вы садовник?
— И что, если садовник? Что ты здесь делаешь?
— Собираю вещи для отца… э-э… господина Пемброка. Я его сын.
— Я тебя не знаю. И сейчас вызову полицию. — Садовник был настроен воинственно, но голос его немного дрожал, и дробовик он держал не очень уверенно.
— Хорошо, — согласился я.
Теперь он столкнулся с неожиданным затруднением: как позвонить, не переставая держать меня под прицелом?
Заметив его растерянность, я предложил:
— Я могу подтвердить, что я — сын господина Пемброка. И, если хотите, открою чемодан, и вы убедитесь, что я ничего не украл.
Немного подумав, он кивнул:
— Стойте там, значит.
Я рассудил, что, если чем-нибудь испугаю его, в доме произойдет еще одно убийство. А потому очень медленно и осторожно открыл чемодан и выложил прямо на пол отцовское белье, пижаму и прочее. Затем я также медленно достал из кармана бумажник, нашел кредитную карточку и положил так, чтобы видно было имя владельца. Потом осторожно отступил назад на несколько шагов от этой «выставки», пока не уперся спиной в закрытую на замок парадную дверь.
Подозрительный пожилой садовник прошел вперед и исследовал разложенные вещи, опуская взгляд на какие-то доли секунды, и почти не выпускал меня из виду, не оставляя никакой возможности броситься на него.
— Здесь его паспорт, — обвиняющим тоном заявил он.
— Отец просил привезти его.
— Где он? — спросил садовник. — Куда он делся?
— Я должен встретиться с ним и передать паспорт. Где он сейчас, я не знаю. — Я помолчал, потом продолжил: — Я действительно его сын. Вы, должно быть, здесь недавно. Я не видел вас раньше.
— Два года, — он как будто оправдывался. — Я работаю здесь уже два года.
Похоже, старик неожиданно решил мне поверить и чуть ли не с извинениями опустил ружье.
— Я был уверен, что дом заперт, и тут увидел, как вы поднимаетесь по лестнице.
— Непорядок, — согласился я.
Он кивнул на вещи Малкольма:
— Вы их, наверное, уложите обратно.
Я так и сделал. Садовник все еще не спускал с меня глаз.
— Вы храбрый человек, раз решились прийти сюда, — сказал я. — Вы же думали, что я грабитель.
Он расправил плечи хорошо заученным движением:
— Я служил в армии, сэр, — потом расслабился и пожал плечами. — Сказать по правде, я собирался только тихонько позвонить в полицию, а тут вы как раз стали спускаться…
— А… ружье?
— Прихватил с собой на всякий случай. Я охочусь на кроликов… так что дробовик всегда под рукой.
Я кивнул. Наверное, это было его собственное ружье. У Малкольма никогда не было оружия, сколько я его помнил.
— Отец заплатил вам за эту неделю? — спросил я. Глаза садовника загорелись надеждой.
— Он заплатил в прошлую пятницу, как обычно. А утром в субботу позвонил мне домой и попросил забрать к себе собак. Присмотреть за ними, как я обычно делаю, когда хозяин в отъезде. Так я и сделал. Только он положил трубку прежде, чем я успел спросить, как долго его не будет.
Я достал чековую книжку и выписал чек на сумму, которую он назвал — его обычная плата за неделю. Как выяснилось, звали садовника Артур Белбрук. Я отдал ему чек и спросил, нет ли здесь еще кого-нибудь, кому отец не заплатил за работу.
Садовник покачал головой.
— Горничная ушла, еще когда госпожу Пемброк… э-э… убили. Сказала, что не останется здесь ни за какие коврижки. Эта картина все время стоит у нее перед глазами.
— А где именно госпожу Пемброк… э-э… убили?
— Я покажу, если хотите, — предложил он, пряча чек в карман. — Это за домом, в теплице.
Однако повел он меня не к старой, знакомой с детства теплице в дворике позади кухни, а в глубь сада, к ажурной восьмиугольной конструкции из сваренных стальных прутьев, выкрашенных в белый цвет. Сооружение с виду напоминало причудливую птичью клетку. Оно, вероятно, было задумано как уединенный летний домик-беседка в дальней части сада. Издалека внутри домика можно было разглядеть только огромное количество цветущей герани.
— Ну и ну… — только и сказал я.
— Эх… — Артур Белбрук выразил свое неодобрение одним вздохом и отворил застекленную металлическую дверцу.
— Эта теплица обошлась хозяину в целое состояние, — сообщил Белбрук. — И притом летом здесь слишком жарко. Такие условия может выдержать только герань. Госпожа Пемброк обожала герань.
На одной из подставок стоял плоский ящик со свежим компостом, почти полный. И без крышки, чтобы удобнее было набирать компост. Коробка с маленькими горшочками стояла рядом, в некоторых уже были посажены коротенькие черенки.
Я с отвращением смотрел на этот компост.
— Здесь это и случилось?
— Как раз здесь, — начал объяснять садовник. — Бедная леди. Никому не пожелаю такой смерти, каким бы ни был человек.
— Да, — согласился я. Внезапная догадка ошеломила меня. — Это ведь вы первым ее нашли?
— Я, как всегда, около четырех часов ушел домой. Но часов в семь вышел прогуляться и решил заглянуть сюда, проверить, все ли здесь в порядке после ее ухода. Понимаете, она развлекалась, играя в садовницу. Никогда не мыла за собой инструменты, бросала где попало — в этом роде. — Он посмотрел на дощатый пол, как будто снова видел здесь тело. — Леди лежала лицом вниз, и я перевернул ее. Она была мертвой, это точно. Кожа белая, как всегда, только вся в этих розовых пятнах. Они сказали, эти пятна из-за удушья, асфиксии. У нее в легких нашли куски навоза. Бедная леди!
Он несомненно был потрясен случившимся, но в его голосе отчетливо проскальзывали отзвуки многократных повторений рассказа, оттого сочувствие казалось немного наигранным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111