И в сейф... Я пытался сломать дверь битой, но Джейсон сказал, что ее толщина шесть дюймов. — Он пожал плечами. — Так что нам пришлось перерыть бумаги... но ничего не удалось найти о бриллиантах. Джейсон разозлился... мы устроили там настоящий погром.
— Гм...
— И все это оказалось пустой тратой времени. Джейсон говорил, что нам нужно было разыскать какую-то штуку под названием «Чародей», но ее мы тоже не смогли найти. В конце концов мы ушли ни с чем. Я оставил эту затею. Грев был слишком осторожен. Я смирился с мыслью о том, что смогу получить бриллианты, только расплатившись за них. Затем Джейсон сообщил мне, что вы повсюду их ищете, и я вновь загорелся желанием. Вы не можете осуждать меня за это.
Я мог и осуждал, но мне не хотелось прерывать поток его излияний.
— И тогда, — продолжал он, — как вы сами догадались, я заманил вас в палисадник Грева, где Джейсону пришлось дожидаться вас довольно долго, и он был вне себя от злости. Попав в дом, он дал ей волю.
— Да, там он тоже устроил погром.
— Затем вы пришли в себя, включили сигнализацию, и Джейсон признался, что тогда он занервничал и не стал ждать, пока приедет полиция и наденет ему наручники. Так что Грев и здесь нас обставил... но и вас-то он тоже оставил ни с чем. — Он хитро посмотрел на меня:
— Вы ведь тоже не нашли бриллиантов?
Не ответив на его вопрос, я спросил:
— Когда Джейсон залез в машину Гревила?
— Когда он наконец обнаружил ее неподалеку от дома Гревила. Я искал ее возле гостиницы и по всему Ипсуичу, но, когда ехал туда. Грев, видимо, брал машину напрокат, потому что его собственная машина не заводилась.
— Когда вы об этом узнали?
— В субботу. Если бы бриллианты оказались в ней, нам бы не пришлось обыскивать дом.
— Он бы не стал оставлять на улице целое состояние, — заметил я.
Соглашаясь, Просс покачал головой.
— Полагаю, что вы там уже поискали.
— Да. — Я задумчиво посмотрел на него. — А почему Ипсуич?
— Что?
— Почему именно гостиница «Оруэл» в Ипсуиче? Почему он хотел, чтобы вы приехали туда?
— Понятия не имею, — безучастно ответил он. — Грев не объяснял. Он часто выбирал для наших встреч странные места. Как правило, это было связано с тем, что он натыкался на какую-нибудь фамильную ценность и хотел выяснить, пригодятся мне камни из этой вещицы или нет. Раз это была старая уродливая диадема с желтым невыразительным алмазом в центре, совершенно запущенного вида. Я сделал камню новую огранку и вставил его в хохолок птички из горного хрусталя, которую поместил в золотую клетку... сейчас она во Флориде, блестит на солнце.
Я содрогнулся от сожаления, что такой безудержный полет фантазии мог сочетаться со столь нечистоплотной алчностью и вероломством.
— В Ипсуиче он тоже нашел для вас какой-нибудь камень? — спросил я.
— Нет. Он просил меня приехать туда, потому что не хотел, чтобы нашему разговору помешали. Он сказал, что нам лучше встретиться в каком-нибудь тихом местечке. Я полагаю, это связано с тем, что он собирался в Харидж.
Я кивнул, поскольку тоже так считал, хотя это было и не совсем по дороге, которая ушла несколько южнее через Колчестер. Однако Гревил выбрал именно Ипсуич на свою беду.
Вспоминая все, о чем рассказал мне Просс, я чуть не вздрогнул от страшной, еще не подтвержденной догадки.
— После того как рухнули строительные леса, — медленно произнес я, — когда вы перебежали через дорогу и увидели, что Гревил смертельно ранен... когда он лежал там с вонзившимся в него металлическим прутом, истекая кровью... Вы украли у него бумажник?
Моложавое лицо Пресса все как-то сморщилось, словно он собирался заплакать; он закрыл его руками. Я не верил ни в его слезы, ни в его раскаяние. Я не мог его больше выносить. Я поднялся, чтобы уйти.
— Вы подумали, что бриллианты могут оказаться у него в бумажнике, — с горечью сказал я. — И даже тогда, когда он умирал, вы были готовы ограбить его.
Он не отвечал, не пытался отрицать это.
Меня внезапно охватило такое негодование, что захотелось ударить этого человека, наказать его с такой жестокостью, которой я в себе и не подозревал. И я стоял, ясно отдавая себе отчет и дрожа от этих с трудом сдерживаемых эмоций, не в силах произнести больше ни слова.
Собираясь уйти, я в забытьи ступил на левую ногу, и возникшая боль показалась мне чем-то неуместным, однако, сделав три шага, я все же оперся на костыли, чтобы обогнуть перегородку, выйти в магазин и затем уже оказаться на тротуаре. Мне хотелось кричать об ужасной несправедливости смерти Гревила, о жестокости этого мира и взывать к гневу богов.
Глава 17
С невидящими глазами я стоял на тротуаре, не замечая прохожих, которым приходилось меня обходить. Нахлынувшая волна ярости и скорби обрушилась на меня и постепенно откатила, а я все еще дрожал от ее напора, словно в душе пронесся торнадо.
Только разжав челюсти, я понял, что они были плотно стиснуты, но гнусное чувство не отпускало.
Какая-то заботливая старушка, дотронувшись до моей руки, спросила:
— Вам помочь?
В ответ на ее доброту я лишь покачал головой, потому что никто не мог оказать мне помощь, в которой я нуждался. Это была душевная рана, и она заживала медленно, подобно тому, как сращиваются кости.
— С вами все в порядке? — вновь спросила она, глядя на меня участливыми глазами.
— Да, — с усилием выдавил я. — Спасибо. С сомнением посмотрев на меня, старушка пошла своей дорогой, а я, прерывисто вздохнув и возвращаясь к банальной действительности, вспомнил, что мне нужно позвонить по телефону для того, чтобы покинуть это место.
После того как в салоне-парикмахерской мне любезно, но не безвозмездно позволили воспользоваться телефоном, Брэд приехал за мной минут через пять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103