Очень скоро он предложил отбросить «сэр» и говорить «Джеймс». В конце той недели, когда мы возвращались с Бирмингемских скачек, нам навстречу то и дело попадались яркие афиши, сообщавшие о концерте, который должен был состояться в тот же вечер.
– «Дирижер – сэр Трилоуни Финн», – громко прочел он огромные буквы, бросавшиеся в глаза. – Вряд ли родственник, – шутливо заметил он.
– Как сказать, это мой дядя, – ответил я. Наступило гробовое молчание. Затем он сказал:
– И Каспар Финн?
– Отец. Пауза.
– Кто еще?
– Леди Оливия Коттин – моя мать, – проговорил я, просто констатируя факт.
– Боже всемогущий! Я усмехнулся.
– И вы так умеете скрывать… – пробормотал он.
– На самом деле не я… Им хотелось бы, чтобы я скрывал. Понимаете, жокей в семье – это бесчестье. Это их смущает. Им будет неприятно, если такая компрометирующая родственная связь окажется на виду.
– Понятно, – задумчиво протянул он. – Это многое объясняет, чему я всегда удивляюсь. Откуда в вас такая спокойная уверенность… такая манера держаться… почему вы так мало говорите о себе.
Я заметил с улыбкой:
– Я был бы очень благодарен… Джеймс… если бы вы, из любезности к моим родителям, не позволили этой теме стать предметом болтовни в раздевалке.
Он ответил, что о моем происхождении никто не узнает, и сдержал слово, но после этого разговора он с большой убежденностью воспринимал меня как друга. И когда он перечислял недостатки Питера Клуни, Дэнни Хигса и Тик-Тока, между нами уже установилось некоторое доверие, что позволило мне сказать:
– Наверно, на вас обрушивается много слухов. Вы убеждены, что все они основаны на фактах?
– На фактах? – удивленно повторил он. – Допустим, Питер Клуни несколько недель назад действительно пропустил две скачки из-за того, что опоздал. Это факт.
Я рассказал о чудовищной неудаче, постигшей Питера, когда два раза выезд с узкой проселочной дороги, идущей от его деревни к шоссе, оказался перегорожен машинами.
– Насколько я знаю, – настаивал я, – с тех пор он больше никогда не опаздывал. Мнение о нем как о ненадежном человеке основано главным образом на этих двух случаях.
– Я несколько раз слышал, что ему нельзя доверять, вечно с ним что-то происходит, – упрямо не соглашался Джеймс.
– От кого? – удивился я.
– Ну-у, я не помню. Например, От Корина Келлара. И конечно, от Джонсона, который нанимал его, и от Боллертона тоже, хотя это и против моих правил – обращать внимание на то, что он говорит. Впрочем, у всех такое мнение.
– Хорошо, а что с Дэнни Хигсом? – Я знал Дэнни, неукротимого кокни, крохотного роста, но безрассудно храброго человека.
– Он слишком много спорит, – убежденно проговорил Джеймс.
– Кто так считает?
– Кто так считает? Я… мм… Корин. – Он запнулся. – Корин, кажется, несколько раз говорил мне. Он говорит, что из-за этого он никогда не нанимает Хигса.
– А Тик-Ток? Кто сказал, что Ингерсолл не всегда старается выиграть скачку?
Джеймс долго молчал и наконец сказал:
– Почему я не должен верить тому, что говорит Корин? Он отличный тренер, и он, как и мы все, зависит от хороших жокеев. Разве он отказался бы использовать Клуни или Хигса, если бы у него не было убедительных доводов?
Я несколько минут подумал и потом попросил:
– Я знаю, что это совершенно меня не касается, но если вы не возражаете, расскажите, почему вы отказались от Гранта Олдфилда. Он сам сказал мне о какой-то информации, но не объяснил, в чем дело. – Я предпочел не упоминать, что Грант был в полубессознательном состоянии, когда говорил.
– А, информация? Да, он передавал информацию. Я ненавижу такие дела.
Мой вид выдавал непонимание. Эксминстер проскочил на желтый свет и скосил на меня глаза.
– Информация, – раздраженно объяснил он, – это данные о лошадях. Он передавал данные. Если среди нас есть такой человек, он предупредит профессионального игрока, и владелец лошади не получит тех денег, на какие рассчитывал, потому что профессионал опередит его и испортит рынок. Три владельца моих лошадей страшно разозлились – они получили два или три к одному, тогда как ожидали получить шесть или семь к одному. И сделал это Грант. Очень жаль, потому что он сильный жокей, такой, как мне нужен.
– А как вы узнали, что именно Грант тот, кто передавал информацию?
– Морис Кемп-Лоур раскрыл все дело, когда работал над одной из своих передач. Что-то о том, как действуют профессиональные игроки. Думаю, он вышел на Гранта более-менее случайно. Ему было не совсем удобно говорить мне об этом, и он только предупредил, что разумнее не позволять Гранту знать слишком много. Но нельзя нормально работать с жокеем и держать от него секреты. Совершенно безнадежное дело.
– А что говорил Грант, когда вы отказали ему?
– Он очень возмутился и все отрицал. А что он мог еще? Ни один жокей не признается, что продавал информацию, если хочет, чтобы другой тренер нанял его.
– Вам удалось спросить профессионала?
– Конечно. Понимаете, мне не хотелось верить. Но тут уж никуда не денешься. Мне пришлось надавить на него, потому что, естественно, он не выдавал информатора, но потом Лаббок, профессионал, признался, что Грант предупреждал его по телефону и он каждый раз платил Гранту, когда тот работал для меня.
Звучало вполне убедительно, но у меня осталось неуловимое чувство, будто я что-то упустил. Я переменил тему.
– Вернемся к Арту, – сказал я. – Почему у него всегда бывали конфликты с Корином?
– Не знаю, – задумчиво проговорил Эксминстер. – Корин говорил раза два или три, что Арт не выполняет его инструкции. Возможно, так оно и было. – Он осторожно обошел два медленных грузовика и поглядел на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69