Деревья шелестели под легким ветром. Издали донесся гудок машины. В специальном домике слабо гудел движок, дававший ранчо электричество. Ни звука не доносилось из коттеджа Йолы. Этим вечером Матт еще не вернулся.Для того чтобы не оставлять следов, я снял сапоги для верховой езды и надел легкие парусиновые туфли, а сверху носки. Я сделал большой круг, обойдя дикорастущий кустарник, и приблизился к маленькому паддоку со стороны реки. Когда я наступал на серебристо-серые листья, их резкий запах ударял в нос. Света неполной луны хватало, чтобы видеть без фонаря, и тени от непрестанно проплывавших облаков скользили по земле. О лучших условиях я не мог и мечтать.Прочность большого замка, закреплявшего засов на воротах паддока, оказалась мнимой. Я просунул руку через планки в воротах, нажал палкой как рычагом, и он открылся. Это заняло у меня не более пяти минут. Никто бы не услышал щелчка. Ворота тоже распахнулись без скрипа. Я достал сахар и разделил его между кобылами и жеребятами. Гнедой со звездочкой на лбу приветствовал угощение трубным ржанием, но ни у Йолы в коттедже, ни в общежитии у рэнглеров свет не зажегся, и в окнах не показалось заспанных лиц.Гнедой — любитель сардин, увидев меня, раздул ноздри, но сахар съел и позволил мне надеть ему на голову недоуздок, который я принес под мышкой. Я потратил немного времени, нежно поглаживая его по носу и трепля холку, и, когда я повел его к воротам, он пошел охотно. Мы миновали ворота, кобылы с жеребятами последовали за нами, их копыта приглушенно стучали по земле.Наша процессия медленно двигалась к реке, потом копыта лошадей прогремели по плоскому деревянному мосту, и мы скрылись в темноте соснового леса. Тут кобылы остановились, пощипывая траву, жеребята тоже, но жеребец со звездочкой на лбу вдруг понял, что он свободен, и, громко заржав, пронесся мимо меня, ломая кусты и подняв шум, словно поезд с футбольными болельщиками. У меня застучало сердце, но на ранчо никто вроде бы не проснулся.Гнедой — любитель сардин рванулся, чтобы последовать за бывшим соседом. Но я удержал и успокоил его, и мы не спеша продолжали путь. Он осторожно ступал посредине узкой тропинки, избегая камней и острых выступов скал, я не рисковал торопить его. Мурашки бегали у меня по спине от перспективы попасть в тюрьму штата Вайоминг за кражу лошадей. Но это пустяки. Я боялся, что Микки был прав, когда говорил, что тонкие ноги чистокровного скакуна не годятся для горных тропинок.Местами тропинка сужалась до двух футов: с одной стороны — скалы, с другой — обрывистый склон. Когда днем мы проезжали здесь верхом, то просто верили, что ни одна лошадь не споткнется и не покатится вниз. Тогда ее уже не остановить, она будет лететь двести-триста футов к самому подножию склона. В таких местах нельзя идти рядом с лошадью, и я шел впереди, бережно ведя гнедого за повод недоуздка. Он осторожно ставил ноги между большими камнями и похрустывал ветками у меня за спиной.Несколько раз нам встретились группы лошадей. Рэнглеры на ранчо надели вожакам на шею колокольчики, которые и выдавали их присутствие. Темные силуэты мелькали между деревьями и скалами, и при лунном свете я выхватывал из темноты то развевающийся хвост, то настороженный глаз, то круп лошади. Утром рэнглеры находили животных по следам. Колокольчик можно было услышать ярдов за двести. Я долго разговаривал с одним из парней, и он показал мне, как они это делают. Рэнглеры способны проследить наш путь по горам так четко, словно я им указал направление и определил время, когда и где мы пройдем. Этот парень показал мне следы от копыт и объяснил, когда и сколько прошло здесь лошадей, хотя я видел только неясные углубления в пыли. Они читали следы на земле, как книгу. Если я попытаюсь стереть следы любителя сардин, то тем самым уничтожу вероятность того, что Клайвы поверят, будто лошадь отправилась странствовать случайно. Нечеткие отпечатки парусиновых туфель, как я надеялся, останутся незамеченными, тем более что поверх них были носки. Только ради этого я и надел на них носки, потому что ничего более неудобного для прогулки по горам и придумать невозможно.Нам понадобилось два часа, чтобы подняться на двенадцать тысяч футов, и тут кончалась дорога, которую я изучил за эти четыре дня. Дальше мне предстояло полагаться только на собственное чутье. Бегущие по небу облака отбрасывали темные тени, которые казались обрывами. Несколько раз я останавливался и нащупывал тропинку, чтобы убедиться, что я не шагну в пропасть. Луна и горный ветер, холодивший мне правую щеку, позволяли держаться правильного направления. Но показанная пунктиром дорога, которую я изучал по карте, на бумаге выглядела более обнадеживающей, чем в реальности.Ноги лошади удивительно хорошо справлялись со странствием по горным тропинкам, чего не скажешь о моих. Скалолазание не входило в обязательную тренировку государственных служащих.Вершина Гранд-Тетон поднималась на тринадцать тысяч семьсот футов. Казалось, она совсем рядом. Под пятнами полурастаявшего снега обнажились каменистые осыпи, которые выглядели как темные берега. Неожиданно я пересек узкую тропинку, извивавшуюся, как угорь. По ней недавно проходили люди, оставив следы на снегу. Выходит, мне повезло: мы выбрали правильное направление. Холод забирался под свитер и рубашку, и я пожалел, что у меня не хватило ума захватить перчатки. Но скоро станет теплее, осталось пересечь короткий каньон и перейти на другую сторону. Я посмотрел на часы. Подъем в гору занял почти три часа, мы немного опаздывали.В каньоне стояла страшная темнота, но зато и снизу из долины нас нельзя было видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78