Потом она вбила гвоздь в стенку — под картину — как раз против входной двери; после этого она взялась за окна изнутри: развесила занавески.Мы постояли у ворот, любуясь делом рук своих. Свежеокрашенный, с веселенькими занавесками, с картиной и ковром, видневшимися в полуоткрытую дверь, коттедж выглядел живым и ухоженным.— У него есть какое-нибудь имя? — спросила Джоан.— Его называют «Домик смотрителя», — Лучше назовем его «Росянка».— В честь победителя Большого Национального Приза?— Нет, есть такое растение — насекомоядное. Я обнял ее за талию. И она не отстранилась.— Будь осторожен, ладно?— Буду, — успокоил я ее и взглянул на часы. Без двадцати одиннадцать. — Пойдем-ка в дом, вдруг он раньше приедет.Мы вошли и уселись на остатках сена так, чтобы были видны ворота. Минуту или две молчали.— Ты замерзла? — Прошедшую ночь опять были заморозки, а коттедж не отапливался:— Надо было привезти печку.— Это не холод, это нервы.Она уютно прижалась ко мне, и я поцеловал ее в щеку. Черные глаза взглянули печально и устало. А у меня вдруг появилось такое чувство, что если проиграю и на этот раз, то потеряю ее уже навсегда.— Никто не запрещает браков между кузенами, — медленно выговорил я. — Закон разрешает их и церковь тоже. Будь в этом что-нибудь аморальное, они бы не допустили. Даже медики не возражают, — я замолчал, а она все смотрела так же печально. Почти без всякой надежды я спросил:— Я чего-нибудь не понимаю?— Я и сама не понимаю... Тогда я решился:— Я сегодня буду ночевать тут, в деревне, в своей берлоге, А утром прямо поеду на тренировку. Всю эту неделю я манкировал своими обязанностями...Она выпрямилась, отбросив мою руку.— Нет! Приезжай ко мне.— Не могу. Не могу я больше!Она встала и подошла к окну. Я не видел выражения ее лица.— Это ультиматум? — спросила она потрясение. — Или я выхожу за тебя замуж, или ты исчезнешь насовсем?— Если и ультиматум, то невольный, — запротестовал я. — Но так дальше продолжаться не может.— До этого уикэнда вообще не было никакой проблемы.Во всяком случае в отношении меня. Ты был чем-то запретным... Вроде устриц, которых мой организм не принимает. Чем-то очень заманчивым, но недозволенным. А сейчас... Сейчас все так, будто у меня возникла страсть к устрицам. И я в жуткой растерянности.— Иди сюда, — настойчиво позвал я.Она подошла и снова опустилась на сено рядом со мной. Я взял ее за руку. — Ну, а других препятствий нет, чтобы выйти за меня? — я затаил дыхание.— Нет, — ответила она просто, без колебаний и раздумий на этот раз.Я повернулся к ней, поднял к себе ее лицо и поцеловал нежно, любовно.Губы ее задрожали, но она не напряглась и не отстранилась слепо, как неделю назад. И я подумал, если за семь дней могли произойти такие перемены... Значит, я не проиграл. Откинулся на сено, держа Джоан за руку, и улыбнулся ей.— Все будет хорошо...Она удивленно посмотрела на меня, уголки ее губ дрогнули.— Я тебе верю, потому что не встречала человека более решительного. Ты всегда был таким. Тебе все равно, какой ценой достанется победа... Возьми участие в скачке в прошлую субботу. Или устройство этой западни. Или то, как ты провел целую неделю рядом со мной... Но я постараюсь, уже более серьезно закончила она, — не заставлять тебя ждать чересчур долго, Мы сидели на сене и разговаривали так спокойно, будто ничего не случилось — кроме чуда, открывшего человеку возможность надежно устроить свое будущее. И того, что рука Джоан лежала в моей руке и она не хотела убирать ее.Время шло к назначенному часу.— Я почти надеюсь, что он не приедет, — сказала она. — Этих писем было бы вполне достаточно.— Ты не забудешь опустить их?— Я хочу, чтобы ты разрешил мне остаться. Я отрицательно покачал головой, Мы все сидели и смотрели на ворота. Минутная стрелка на моих часах уже миновала одиннадцать.Пять минут двенадцатого. Десять минут...— А вдруг он что-то заподозрил и узнал, что никакая До-рис Джонс не живет в домике смотрителя.— Нет оснований для подозрений, — объяснил я. — Ведь в субботу к концу телеинтервью со мной он явно не знал, что попался. Джеймс и Тик-Ток обещали молчать пока про отравленный сахар. И уж Кемп-Лор не упустит возможности выяснить такую сокрушительную подробность, как подбадривающие таблетки... Так что явится, не беспокойся.Четверть двенадцатого.У меня напряглись мускулы, будто я всем телом слушал, не едет ли он. Я попытался расслабиться. Бывают пробки на дорогах, аварии, объезды. Дорога дальняя, и он легко мог ошибиться, рассчитывая время.Двадцать минут двенадцатого.Джоан вздохнула. Мы молчали уже минут десять.В полдвенадцатого она снова сказала:— Нет, не приедет он...Я не ответил.Лишь в одиннадцать тридцать пять блестящий кремовый нос «астона-мартина» остановился у ворот, и Морис Кемп-Лор вышел. Он потянулся, — устал от долгого сидения за рулем, — оглядел коттедж. В каждом движении чувствовалась аристократическая осанка.— Послушай, какой он красивый! — выдохнула Джоан мне в ухо. — Какие рыцарские черты! На телеэкране он попроще, Когда человек выглядит таким благородным, трудно представить, какое зло он творит.— Ему тридцать три. А Нерон умер в двадцать девять.Кемп-Лор открыл калитку, прошел через двор и постучал в дверь.Мы встали. Джоан стряхнула с юбки сено, перевела дыхание и, слегка улыбнувшись мне, неторопливо вышла в холл. Я последовал за нею и прислонился к стене, чтобы быть прикрытым дверью, когда она откроется.Джоан облизала губы.— Давай! — шепнул я. Она отперла дверь.— Миссис Джонс? — произнес медовый голос. — Простите, я немного опоздал.— Входите, мистер Кемп-Лор. Так уж приятно видеть вас, — оттенок кокни снова прозвучал в ее голосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61