Ах, если бы Нина сейчас вошла, какой сюрприз преподнесла бы ей госпожа, сначала прикинувшись огорченной полным безденежьем, а затем выложив на стол кипу ассигнаций! Какое бы у той сделалось лицо! Как широко она разинула бы рот! Чего бы не накупила верная служанка на горсть монет! Нет, что бы там ни говорили, бог никогда не доводит дело до конца. Творит ли он зло или добро, всегда оставляет лазейку судьбе иной. Насылая на нас величайшее несчастье, дает возможность перевести дух, а когда вершит милосердие, обязательно забудет какую-нибудь мелочь, из-за которой все идет насмарку.
При одной из встреч на пути из гостиной в кухню или из кухни в спальню Понте пригласил свою землячку пообедать в таверне и тем самым отпраздновать столь знаменательное событие. Этим приглашением он хоть как-то ответит на ее щедрое гостеприимство. На это донья Франси-ска сказала, что не намерена показываться на людях, пока у нее не будет соответствующего ее положению гардероба, а когда ее друг заметил, что, пообедав в таверне, они избавят себя от докучной необходимости стряпать дома самим — много ли помогут девчушки,— дама из Ронды заявила, что, пока не вернется Нина, она не будет растапливать плиту, а за всем, что нужно, пошлет в заведение Ботина. У нее, несомненно, возродился вкус к хорошо приготовленной пище... Да и пора уж, господи! Столько лет вынужденного поста дают полное право спеть аллилуйю по поводу возрождения из праха.
— Ну-ка, Селедония, поди надень новую юбку да сходи в таверну Ботина. Я на бумажке напишу, что надо купить, чтобы ты не перепутала.
Сказано — сделано. Что еще могла потребовать донья Пака в этот благословенный день, как не две жареных курицы, четыре жареных макрели, добрый кусок филея, а еще нежирной ветчины, соломку из желтков да дюжину сладких пирожков?..
— Ну, беги!
Однако объявление о таком роскошном пиршестве не подавило воображение и волю Фраскито, которого с той минуты, как он получил деньги, снедало страстное желание выйти на улицу, бежать, лететь, ибо ему казалось, что у него выросли крылья.
— У меня, сеньора, сегодня много дел... Мне придется покинуть вас... К тому же я так нуждаюсь в свежем воздухе... Голова что-то кружится. Мне нужен моцион, понимаете, моцион... А еще мне надо срочно повидаться с портным, узнать хотя бы, какая сейчас мода, и что-нибудь заказать... Я очень разборчив, и так трудно бывает решить, какой взять материал.
— Да, да, ступайте по своим делам, но особенно не тратьтесь, это счастливое событие для вас, как и для меня, должно послужить уроком, который преподала'нам судьба. Я, со своей стороны, сознаю теперь, как необходим порядок в делах, и твердо намерена записывать до последнего сенти-мо все, что буду тратить.
— Не только расход, но и доход... Я буду делать то же самое, вернее, я уже это делал, но поверьте, дорогой друг, это мне не помогло.
— Когда имеешь твердую ренту, все дело в том, чтобы соразмерять расход с доходом и не допускать излишеств... Богом заклинаю вас, дорогой Понте, давайте не повторять глупых ошибок, не пренебрегать подведением баланса и... Теперь я признаю, что Трухильо прав.
— Уж этот самый баланс, сеньора, я подводил столько раз, сколько у меня волос на голове, но кроме головной боли ничего с этого не получал.
— Раз уж бог смилостивился над нами, будем придерживаться порядка: осмелюсь попросить вас, если не трудно, когда пойдете по магазинам, купите мне конторскую, бухгалтерскую книгу или как она там называется.
О чем тут говорить! С превеликим удовольствием Фраскито принесет ей хоть дюжину книг. И с этими словами он бросился на улицу, так хотелось ему воздуха, света, людей повидать, отдохнуть душой в водовороте жизни. Шагая машинально, он мигом дошел до бульвара Аточа и только там опомнился. Тотчас повернул к центру, так как предпочитал идти среди домов, а не среди деревьев. Скажем прямо: деревья он не любил, скорей всего потому, что в минуты отчаяния ему казалось, будто они протягивают к нему сучья, как бы приглашая повеситься. Он брел по улицам наугад, поглядывая на витрины портновских мастерских, где были выставлены красивые ткани, элегантные рубашки и галстуки. Не пропускал он и ресторанов и съестных лавок, на которые долгие годы смотрел с неизбывной тоской по той причине, что в кармане было пусто.
Эта счастливая прогулка длилась не один час, но Фраскито не устал. Напротив того, он чувствовал себя сильным, здоровым и даже крепким. Ласково, а то и покровительственно поглядывал на встречавшихся ему красивых или просто недурных собой женщин. Витрина шикарного галантерейного магазина навела его на счастливую мысль: у него же все седины на виду, это неприлично, надо привести в порядок и подкрасить волосы, а в этом магазине есть все, что для этого требуется, возрождение личности следует начинать с лица.Тут Фраскито и разменял первую ассигнацию из той кипы, что вручил ему дон Ромуальдо Седрон; попросив показать ему разный товар, сделал солидный запас того, что считал необходимым в первую очередь, заплатил не торгуясь, и велел доставить благоухающий пакет со всевозможной косметикой в дом доньи Франсиски.
Выйдя из магазина, Фраскито подумал, что надо как можно скорей подыскать приличную и не очень дорогую гостиницу сообразно с пенсией, которой он теперь располагал, ведь и ему нельзя предаваться излишествам. В ночлежку Бернарды он зайдет лишь раз, затем, чтобы расплатиться за неделю, погасив свой долг, и сказать хозяйке заведения все, что он о ней думает. Погруженный в такие приятные мысли, он брел и брел, пока желудок не напомнил ему, что мечтами сыт не будешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85