Вот задача: где пообедать? Мысль о приличном ресторане он сразу же отбросил. В таком виде туда не пойдешь. Разве что по привычке зайти в харчевню Бото? О нет, туда он всегда заходил жгучим брюнетом. Там просто удивятся, завидев его седины, как это он мог так быстро состариться... Но в конце концов вспомнил, что немного задолжал Бото за всякую бурду, которой тот его кормил, и решил, что все-таки надо пойти туда, ответить на доверие владельца таверны полным расчетом и извиниться, сославшись на серьезную болезнь, которую убедительно засвидетельствует его поблекшее лицо. И он направил свои стопы на улицу Аве-Мария и вошел в таверну, стыдливо прикрывая лицо платком, будто сморкался. Заведение было тесновато для такого наплыва посетителей, привлеченных дешевизной и хорошим приготовлением блюд, так что внутри было душно. За таверной в собственном смысле этого слова идет узкий коридор, где тоже стоят столики вдоль проходящей по стене скамьи, а дальше — небольшая комнатушка с низким потолком, в которую попадаешь, поднявшись на две ступеньки вверх, и в ней по обе стороны от входа стоят длинные столы, между которыми оставлен проход для мальчишки-официанта. Здесь-то и устраивался обычно Понте из желания быть подальше от любопытных взглядов и злословия завсегдатаев таверны, садился на свободное место, если таковое находил, ибо нередко все места были заняты и комнатушка напоминала бочку, набитую селедками.
В тот день, вернее, вечер, Фраскито повезло: за одним столом сидело всего трое, а за вторым вообще не было никого. Он сел в углу, поближе к двери, ибо место это было самым уединенным, здесь никто из посетителей таверны видеть его не мог, и... Но вот вопрос: что заказать? Обыкновенно плачевное состояние финансов вынуждало его ограничиваться жарким за один реал, а с хлебом и вином всего получалось сорок сентимо, за эту же сумму можно было иол у чип» треску С подливкой. Когда он съедал то или другое с хлебом, который подбирал до последней крошки, да еще запивал вином, этого оказывалось вполне достаточно для поддержания сил. В иные дни он предпочитал тушеное мясо, а по великим праздникам позволял себе заказать паштет из дичи. Что до рубцов, фрикаделек, улиток и прочей мерзости, такого он никогда не пробовал.
Так вот, в тот вечер он потребовал у мальчика меню и, поколебавшись, как человек, который не может выбрать ничего себе по вкусу, решил взять паштет из дичи. ^ — У вас болят зубы, сеньор де Понте? — спросил мальчик, видя, что посетитель держит платок у лица.
— Да, сынок, принеси мне не черного хлеба, а французскую булочку.
За столом напротив двое уминали жаркое из одной большой тарелки, порцию за два реала, а в другом углу какой-то тип не спеша уничтожал улитки. С каждым моллюском он, подобно автомату, разделывался одними и теми же движениями челюстей, рук и даже глаз. Брал улитку, палочкой выковыривал из раковины, совал в рот, потом обсасывал раковину и при этом укоризненно смотрел на Франсиско Понте; затем откладывал пустую раковину и брал следующую, с которой проделывал те же операции, не спеша, теми же движениями выковыривал моллюска, а заложив его в рот, бросал добрый взгляд на следующую улитку и недобрый — на сеньора Фраскито, когда принимался обсасывать раковину.
Время шло, а этот человек с обезьяньим лицом и тщедушным телом все складывал в кучу пустые скорлупки, и куча их все увеличивалась, по мере того как уменьшалась порция; Понте, сидевший напротив, начал уже испытывать беспокойство от яростных взглядов, которые, точно заводной, бросал на него пожиратель улиток.
XXXV
Сеньора Понте Дельгадо так и подмывало потребовать объяснений у этого нахального типа. Могла быть только одна причина его нескромных взглядов: появление Фраскито на людях с полинявшей физиономией, и наш кавалер говорил себе: «Да кому какое дело, привел я в порядок свое лицо или нет? Мое лицо, что хочу, то с ним и делаю, вовсе я не обязан появляться перед кем бы то ни было в одном и том же обличье. Нравится оно кому-нибудь или нет, я сумею защитить свое достоинство и заставлю уважать себя». И он уже собрался было ответить на столь неприличное посматривание в свою сторону взглядом, наполненным презрения, как вдруг пожиратель улиток, обсосав последнюю раковину и положив ее в общую кучку, расплатился, натянул на плечи плащ, надел берет, встал, подошел к облезлому кавалеру и обратился к нему как нельзя более любезно и учтиво:
— Сеньор де Понте, извините мою смелость и позвольте обратиться к вам с вопросом.
По дружескому тону его голоса Фраскито догадался, что перед ним один из тех несчастных, у кого взгляд выражает противоположное тому, что они чувствуют.
— Слушаю вас...
— С вашего позволения, сеньор Понте, я хотел бы спросить, если вы не сочтете это нескромностью, правда ли, что Антонио Сапата и его сестра получили миллионное наследство.
— Что вы, уважаемый, какие там миллионы... Могу только сказать, что моя часть наследства и часть доньи Франсиски Хуарес представляют собой пенсию, размеры которой еще не установлены. Но скоро я смогу дать вам более точные сведения. Вы, часом, не газетчик?
— Нет, сеньор, я художник-геральдист.
— Вон оно что! А я-то думал, вам эти сведения нужны, чтобы пропечатать их в газете.
— В газетах я помещаю только рекламные объявления. Геральдическая живопись нынче в загоне, поэтому я занимаюсь размещением в газетах всякого рода рекламы... Антонио — мой главный конкурент, между нами идет нешуточная борьба. Вот почему, узнав, что Сапата разбогател, я осмелился просить вас повлиять на него в том смысле, чтобы он уступил мне свою клиентуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85