– О твоем брате Бевиле в этих краях говорили по-другому, – мягко заметила я.– Да, – согласился он, – но ведь у меня нет такой жены, какая была у Бевила, нет дома, который бы я любил, нет счастливых ребятишек…Неожиданно его голос зазвучал резко, и в нем послышалась глубокая горечь. Я отвернула от него лицо и опустилась на подушки.– Твой сын с тобой в Бакленде? – спросила я спокойно.– Мое отродье? Да, где-то там со своим учителем.– Какой он?– Кто, Дик? Да так, недоумок с печальными глазами. Я зову его «щенок», и заставляю петь для меня за ужином. В нем нет ничего от Гренвилей – полное подобие своей мамочки.Сын, с которым он мог бы играть, заниматься, которого мог бы любить… Мне вдруг стало грустно и обидно за ребенка, от которого с такой легкостью отвернулся отец.– Так значит, Ричард, все с самого начала у тебя пошло не так, как надо?– С самого начала.Воцарилось молчание – мы ступили на опасную почву.– Почему же ты не постарался устроить себе более счастливую жизнь?– О счастье речи быть не могло, оно ушло вместе с тобой, хоть ты и не хочешь признавать этот факт.– Мне очень жаль.– Мне тоже.По полу поползли тени, скоро придет Матти, чтобы зажечь свечи.– Когда ты отказалась видеть меня в тот последний раз, – продолжал он, – я понял, что жизни не будет, осталось лишь гнусное существование. Ты, конечно, слышала историю моей женитьбы, и наверняка сильно приукрашенную, но суть, думаю, верна.– Ты что, совсем ее не любил?– Совсем. Мне нужны были ее деньги, вот и все.– И они тебе не достались.– Тогда нет, но сейчас они у меня: и ее состояние, и ее сын, которого я породил в помрачении рассудка, не иначе. Дочь теперь в Лондоне с матерью, но если она мне понадобится, я и ее заполучу.– Ты так изменился, Ричард, совсем не похож на человека, которого я любила.– Если и так, то причина тебе известна.Солнце зашло, и в комнате сразу сделалось мрачно и уныло. Я почти физически ощущала эти пятнадцать лет, разделявшие нас. Вдруг Ричард взял мою руку и поднес к губам. Это прикосновение – такое знакомое – всколыхнуло во мне все чувства.– Ну почему, – воскликнул он, вскочив на ноги, – почему именно с нами должно было случиться это несчастье?– Роптать бессмысленно, я давно это поняла. Сначала, да, мучалась, проклинала все на свете, но недолго. Лежание на спине научило меня дисциплине, правда, не такой, какую ты насаждаешь в своих войсках.Он подошел к кровати и встал рядом, не сводя с меня глаз.– Тебе никто не говорил, что ты стала даже красивее, чем была тогда?Я улыбнулась, вспомнив Матти и зеркало.– Ты мне льстишь, – ответила я, – или у меня просто больше времени на то, чтобы румяниться и пудриться.Наверное, он считал меня холодной и равнодушной и даже не догадывался о том, что звук его голоса рвет пелену этих проклятых лет и обращает их в ничто.– Я ничего не забыл, – продолжал он. – Я помню тебя с головы до ног. У тебя родинка на пояснице, и ты очень расстраивалась из-за нее, почему-то тебе казалось, что она тебя портит – а я так ее любил.– Думаю, тебе пора спуститься вниз к своим офицерам. Я слышала, как один из них сказал, что вы будете ночевать в Гремпаунде.– А помнишь, у тебя был синяк на левом бедре, ты наткнулась на эту дурацкую ветку, торчащую на яблоне. Я еще сказал тогда, что он похож на сливу, а ты ужасно обиделась.– Я слышу лошадей во дворе, – перебила я его. – Твои кавалеристы уже собрались уезжать. Так ты и до утра не доберешься до ночлега.– А теперь ты лежишь, такая самодовольная, уверенная в себе: еще бы, тебе уже тридцать четыре. Но знаешь, Онор, плевал я на твою вежливость.Он опустился на колени рядом с кроватью и обнял меня, и тотчас пятнадцать лет, разделявшие нас, словно унесло ветром.– Тебя по-прежнему тошнит после жареного лебедя? – шепотом спросил он и стер глупые детские слезы, закапавшие у меня из глаз, потом засмеялся и погладил меня по волосам.– Моя любимая дурочка, теперь ты понимаешь, что твоя проклятая гордость загубила нашу жизнь?– Я все поняла еще тогда.– Какого же черта ты так себя вела?– Если бы я уступила, ты бы вскоре возненавидел меня, как потом Мери Говард.– Вранье, Онор!– Возможно. Что теперь об этом говорить. Прошлого не вернешь.– Тут ты права. С прошлым покончено. Но впереди у нас будущее. Брак мой расторгнут. Я надеюсь, ты это знаешь. Я свободен и могу вновь жениться.– Женись, найди себе еще одну богатую наследницу.– На кой черт она мне сейчас, когда в моем распоряжении все поместья в Девоншире. Я теперь джентльмен с приличным состоянием, лакомый кусочек для старых дев.– Вот и выбирай среди них, вон их сколько бегает в поисках мужа.– Возможно. Но мне нужна одна-единственная старая дева – ты.Я положила руки ему на плечи и посмотрела прямо в лицо: рыжие волосы, ореховые глаза, тонкая жилка, пульсирующая на виске. Не только он все вспомнил, у меня также были воспоминания, я могла бы ему напомнить – если бы только захотела, если бы скромность позволила мне – о его веснушках, которые пятнадцать лет назад обсуждались не менее бурно, чем моя родинка на спине.– Нет, Ричард.– Почему?– Я не хочу, чтобы ты женился на калеке.– И ты не передумаешь?– Никогда.– А если я силой увезу тебя в Бакленд?– Вези, но от этого я здоровой не стану.Я устало откинулась на подушки, внезапно почувствовав слабость. Это было нелегкое испытание, перескочив через пятнадцать лет жизни, вновь ощутить себя рядом с Ричардом. Очень нежно он разжал руки, поправил мое одеяло и, когда я попросила стакан воды, молча принес мне его.Почти стемнело, часы на колокольне давно пробили восемь. Со двора до меня донеслось позвякивание конской сбруи, там, видимо, чистили и взнуздывали лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124