– Бедняга Томассо, я совсем не хочу портить тебе настроение. Мы прекрасная пара. Не так ли? Последние из рода Долфинов: одного из нас обрекли на нищету, другая стала рабой жалости к себе самой!
Он заставил себя усмехнуться.
– Как разваливается могущество?
– Как? Очень быстро.
– И как далеко все заходит?
– До самых глубин!
– Ну и в чем тогда между нами разница? – Томассо философски пожал плечами. – Мы оба еще молоды. У каждого из нас свои взгляды. И у обоих есть мозги.
– Не так уж молоды, – Напомнила она ему. – Представь, мне уже почти двадцать девять!
– О Боже мой! Неужели? А я бы не дал больше тридцати пяти!
Она начала смеяться, и Томассо последовал ее примеру. Они хохотали до тех пор, пока хватило сил, пока не почувствовали себя глупцами и не стали задыхаться от смеха.
Томассо вытер глаза.
– Когда у тебя день рождения? Десятого?
– Четырнадцатого. Через две недели.
– Надо его отпраздновать. Позволь мне вывести тебя из дома, угостить обедом и сопроводить в театр. Однако, конечно, ты должна выдать мне авансом небольшую сумму.
Ее глаза загорелись. Перед ним вновь была прежняя, безрассудная Фоска.
– Нет, постой, Томассо. Мне пришла в голову идея получше. Я соберу гостей. Устроим огромное празднество. Бал! Организуем в свою честь большой прием в танцевальном зале дворца Лоредана.
– Блестящая идея! – зааплодировал Томассо.
– Ты, Томассо, пригласи всех своих друзей. Я хочу, чтобы на бал пришли барнаботти – те из них, кого можно будет собрать.
Томассо скептически уставился на нее.
– Ты сошла с ума? – с трудом выговорил он. – Они разорят вас, не говоря уже об их разговорчиках!
В Венеции бытовала пословица, согласно которой один обедневший почетный горожанин способен съесть больше, чем стая саранчи. Барнаботти не очень любили в качестве гостей. Их убогая нужда служила напоминанием о том, как пришло в упадок много прекрасных старых семей. К тому же они были неописуемо прожорливы, когда дело доходило до бесплатных еды и напитков.
– А почему бы им не прийти? – решительно спросила Фоска. – Никто их никогда никуда не приглашает. Представь себе, Томассо, они торжественно проходят через ворота дворца в отрепьях и заплатах. Гордо шагают по дому и радуются, что их пригласили к Лоредану!
– Но… но ведь будут и другие гости, – насмешливо пробормотал Томассо. – Они ни за что не вынесут такого.
– Других гостей не будет. Только барнаботти и я. Мы здесь все в равной степени отверженные.
– А что скажет Лоредан? Он придет в ярость. Никогда не разрешит!
– Это не имеет никакого отношения к Лоредану, – сказала она, вздернув голову. – Он не приглашен. Это мой день рождения, мой бал, а они мои, а не его гости.
Томассо радостно захихикал.
– Когда он узнает, его хватит апоплексический удар. Представляешь, какие разнесутся сплетни? Газеты напишут: «Пятьсот барнаботти принимали в доме комиссара!»
– Да, – сказала Фоска, сопроводив свои слова странной улыбкой. – Мне это безразлично. Я должна это сделать, а потом… Что случится со мной потом, меня мало беспокоит.
– Вот сейчас ты прежняя Фоска, которую я в прошлом знал и любил! – радостно воскликнул Томассо. – О, что будет за ночь!
* * *
В десять часов накануне двадцатидевятилетия Фоски Лоредан первые ее гости стали проходить через ворота дворца и скапливаться на больших мраморных лестницах. Они прибывали пешком, ибо не могли позволить себе нанять гондолы. У них были озябшие и бледные лица. Они надели свои лучшие наряды: испачканные и превратившиеся в лохмотья кружева, чулки, насквозь продуваемые через дыры в них, изношенные ботинки, до блеска начищенные гусиным салом и слюной, вышедшие из моды пальто с обтрепанными лацканами и карманами, а также лоснящимися от долгой носки обшлагами, жилетки из некогда богатой парчи, сейчас поблекшей и покрытой пятнами, потерявшие форму шляпы и панталоны, отвисшие на коленях и задах.
У них были мягкие и белые руки, не привыкшие ни к какому более полезному труду, чем писание обличительных статей против государства и тасовка игральных карт в «Ридотто». Их глаза светились отблеском былого величия.
Все они являлись сыновьями самых замечательных венецианских родов, имена которых при рождении заносились в «Золотую книгу». Немногие из них работали домашними учителями в состоятельных семьях. Было среди них несколько сводников и проституток. Большинство жило лишь на мизерные пенсии, которые им выплачивало государство, плюс жалкие цехины, которые они могли получить, продавая свои голоса в Большом совете.
Большинство из них Фоска знала в лицо, а многих – по именам. Она стояла рядом с Томассо при входе в танцевальный зал и любезно приветствовала гостей. В черном бархатном платье, отделанном у шеи золотой нитью, с длинными в обтяжку рукавами и слегка поднятыми плечами, Фоска была ослепительна, и поэтому траурная расцветка ее наряда ни у кого не вызывала удивления. На ее шее и в зачесанных наверх волосах сверкали бриллианты.
Толпа нищих росла. Вспотевшие ливрейные лакеи носились взад и вперед с подносами, уставленными стаканами вина, фруктами и кексами. Подносы опустошались почти немедленно после того, как появлялись из кухни. Очевидно, барнаботти жили впроголодь, питаясь раз в день, обычно пудингом из кукурузной муки, фруктами и кофе.
Некоторые привели с собой женщин – размалеванных нерях и шлюх, лица которых были обезображены следами оспы или сифилиса, они вряд ли могли рассчитывать на более денежных клиентов, чем эти нищие. Фоска же приветствовала их очень тепло, будто к ней в гости приехали герцогини.
Танцевали под небольшой оркестр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141