Но это не тот Лоредан, который сейчас передо мной. Я вижу одинокого человека, который пытается скрыть свое одиночество, ибо стыдится его. Но разве он не знает, что все люди одиноки? Я вижу человека, который тратит время на милых ветреных дам, вроде Лауры. Человека, которому нужна не власть и слава, а любовь, то есть именно то, чего добиваемся все мы. Его унизила жизнь, но он сделал выводы из своих ошибок. Нет, это совсем не тот Лоредан, о котором говорят в гетто как о чудовище, в жилах которого течет леденящая кровь. Позволите утомить вас еще одним рассказом?
– Если пожелаете. – Его глаза не отрывались от лица Лии. – Вы чутко улавливаете суть, юная синьорина.
– Не совсем так. Я стала изучать мужчин раньше, чем попыталась понять что-либо другое. Теперь я знаю их. Однако продолжу свой рассказ. Семь лет назад инквизиторы бросили одного человека в «Могилу» – он был евреем по имени Леопарди. Я любила его. Я всегда буду любить его. Я несу перед ним ответственность и испытываю огромную вину. Я шпионила за ним, обманула и предала его. Я ревновала его к женщине, которую он любил. Я хотела помочь ему, но не знала как. Потом появился некий мужчина, пожелавший посодействовать мне. Мы всегда встречались с ним ночью, и он носил маску. Он тщательнейше следил за тем, чтобы никоим образом не раскрыть себя. Я полагаю, что он и через семь лет узнал меня, но не мог предположить, что я узнаю его. Он не носил ни украшений, ни колец, но на его правой руке был странный шрам, как у вас.
Лиа схватила руку Лоредана и перевернула ее ладонью вниз.
– На тыльной стороне его руки был очень маленький, как монета, шрам. – Лиа взглянула в глаза Алессандро. – Почему вы сделали это, синьор Лоредан? Почему помогли бежать человеку, который увел вашу жену?
Лоредан ничем не выдал себя. Даже не моргнул глазом. Он был до мозга костей политиком и поэтому опытным актером. Он умел контролировать выражение своего лица.
– Мое милое дитя, – сказал он, убирая руку. – Вы фантазерка. Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите.
– А что скажете об этом? – Она указала жестом на его руку.
– След от рапиры. Я получил его, еще будучи мальчиком. Глупая ошибка… ложный выпад, и партнер пронзил мне руку. В Венеции подобный шрам есть у нескольких мужчин.
– На правой руке? – сдвинула она брови. – Конечно, большинство мужчин предпочитают действовать правой рукой и именно в правой руке они держали бы рапиру. Но вы левша, и ваша правая рука была свободна и незащищена.
Нет, синьор, я знаю правду. Мне все равно она стала бы известна. Ваш голос, манера говорить, ваши движения. Когда мы встретились… я обрадовалась, что снова нашла вас. Я обязана вам. Но когда Флабонико назвал ваше имя… я даже не знала, что думать. Я очень смутилась и испугалась. Однако скоро поняла, что мне нечего бояться. – Она выпрямилась. – Клянусь вам, никто не узнает нашего общего секрета. Раскрыв вас, я обвиню и себя. Разве не так? Ведь в конце концов я тоже способствовала побегу. Я бы не призналась вам и сейчас, если бы не была уверена, что тогда именно вы были моим сообщником. Но я должна знать, почему вы поступили так. Вы доверитесь мне?
Алессандро пожал плечами и отодвинулся от нее.
– Я видел его в камере. Он предположил, что находится там не потому, что совершил предательство, а потому, что совратил мою жену и сбежал с ней. Он, конечно, сказал правду. После того как они бежали вместе, меня вызвали к себе инквизиторы и тщательно и подробно расспросили о том, что произошло. Они были счастливы, что избавились от него. Но для них немалое значение имел тот факт, что этот человек скрылся вместе с женой одного из венецианских дворян. Они спросили меня, хочу ли я, чтобы их двоих доставили обратно, притом тайно, еще до того, как все станет известно, и предложили, чтобы я объяснил ее отсутствие вымышленной болезнью. – Алессандро сжал кулаки. – Да, я хотел заполучить ее обратно. Хотел его смерти. Я знал о его связях с якобинцами и уговорил себя, что он в любом случае заслуживает виселицы. Потом увидел его в камере. Он спровоцировал меня на то, чтобы я напал на него. Во второй раз в жизни я потерял контроль над собой. Я убил бы его голыми руками, если бы стражники не оттащили меня. Его должны были умертвить, потому что я не смог сохранить любовь своей жены. Он знал это, – продолжал Лоредан. – Знала и она. И я знал. Я хотел, чтобы она вернулась ко мне. Я решил, что, если он останется жив, она не сможет обвинить меня в убийстве ее любовника. Такого преступления она бы мне не простила. Никогда! И я решил освободить его. Я слышал о попытках де Планше выяснить истину. Разыскал вас. Я узнал вас в театре, но мне и в голову не приходило, что вы узнаете меня. Я был восхищен. Вы оказались красивы и талантливы и поднялись так высоко силой вашей неукротимой воли. Мне понравилось это. Я… гордился вами. И захотел узнать вас поближе.
– Вы ее еще любите? – сочувственно спросила Лиа. Алессандро подошел к открытым окнам, взглянул на крыши домов, потом поднял лицо к небу. Его глаза сияли.
– Она подобна ветру, подобна воздуху, которым я дышу. Ускользает, но и составляет самую суть жизни. Ее невозможно определить, невозможно пленить. Без нее я бы погиб. Я поступал по отношению к ней непростительно жестоко. И двигала мною любовь. Абсурдно. Она испытывает ко мне большее, чем когда-либо раньше, отвращение. У меня нет ни малейшего шанса завоевать ее, но я никогда не разрешу ей уйти.
– Но ведь еще не поздно… поговорите с ней… попросите простить вас.
– Поговорить? – Алессандро горько засмеялся и вернулся в комнату. Он погрузился в кресло и наклонился вперед, положив локти на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141