Воздух был напоен приятными ароматами. Лениво жужжали пчелы, над головой слышался щебет птиц.
– Теперь, после смерти папы, сады в Гринвуд-Мэнор оказались заброшенными, но я помню то время, когда они были ухоженными. Я скучаю по тому времени, когда гуляла по саду, – с грустью проговорила Шарлотта. Уловив немой вопрос Джорджины, она добавила: – Он долго болел и умер в прошлом году.
– Приношу соболезнование по поводу вашей утраты.
Когда они остановились, чтобы рассмотреть живую изгородь, Джорджина деликатно спросила:
– Я рискую быть назойливой, Шарлотта, но ваша мама также умерла?
– Да. Она умерла, когда я была совсем юной.
Джорджи вздохнула.
– Честно говоря, не могу себе этого представить. Должно быть, вам было очень тяжело перенести такие потери. Моя мама до сих пор сводит меня с ума, однако я не знаю, что бы я делала без нее.
– Мы все делаем то, что должны.
– Вы по этой причине согласились выйти замуж за Джеймса? – спросила негромко Джорджи. – Потому что вы чувствовали, что должны?
Они остановились перед высокими кустами роз.
– Должно быть, это такая прелесть, когда они цветут! – восхищенно проговорила Шарлотта.
Джорджи кивнула, очевидно, соглашаясь с желанием Шарлотты проявить сдержанность.
– Да, это настоящий праздник во всех смыслах.
– Я слышала, что если розы зацветают слишком рано, это к несчастью.
– Вздор! – Джорджина решительно покачала головой. – Не может быть ничего плохого, когда дело касается роз. Они зацветают, когда им подсказывает природа. – Она провела пальцами по листьям розы. – Любовь тоже как розы. Мне понадобилось много месяцев, чтобы понять, что Эйвери и я созданы друг для друга... Так что проявите терпение с Джеймсом, – медленно добавила она. – Хотя это для него несколько трудно – почувствовать себя в семейном кругу.
Шарлотта согласилась. Правда, лицо Джеймса всегда было чертовски невозмутимо. Порой он бывал прямолинеен, откровенен до грубости. Иногда казался отстраненным, словно находился в другом графстве. Она вздохнула. Ничто из того, чего она ожидала, не подтверждается. Джеймс не был негодяем, однако какое-то неблаговидное обстоятельство он скрывал. Шарлотта это чувствовала. Его интерес к ее приданому был минимален, но тогда что еще могло быть? Возможно, Джорджина сообщит какую-нибудь информацию о Джеймсе, поскольку сама она терялась в догадках.
– Он очень сдержан в последнее время, – осторожно проговорила Шарлотта.
– Кто может его обвинить за это? Он не жил в доме, где в первую очередь ценятся любовь и сильные чувства. Честь, уважение, ответственность – вот те качества, которые в нем воспитывали.
– Вы считаете, что его намерения благородны? – попробовала нащупать почву Шарлотта.
– Без сомнения.
Некоторое время они шли по аллее молча.
– Что касается его сдержанности, то это для него характерно в отношениях почти со всеми. Исключение составляет Эйвери, иногда я.
Шарлотта испытала некоторое удовлетворение, узнав, что Джеймс все-таки способен, пусть и в редких случаях, раскрываться.
– Вероятно, мне не следовало бы говорить это вам, но вы могли бы услышать это от любых сплетниц, – сказала Джорджи. – Отца Джеймса нельзя назвать в прямом смысле любящим. Я сказала бы, что он был властным и во многом старомодным. Он был погружен в политику и многие месяцы проводил в Лондоне, в то время как Джеймс и герцогиня оставались в Монтроузе. Джеймса отправили в школу, на мой взгляд, слишком рано. Не могу себе представить, чтобы своего Альберта я отправила в школу в восемь лет. Впрочем, ему пока лишь четыре года, и я не могу представить его восьмилетним.
Шарлотта покачала головой.
– Джеймс говорил мне, что его отец умер, когда ему исполнилось девятнадцать. Они мало общались в последние годы. Это было большой потерей для них обоих.
– Да, и поэтому было славно, что Ричард, дядя Джеймса, проявил к нему большой интерес.
– Дядя Ричард? Вы имеете в виду мистера Ричарда Блэнтона?
– Ну да! Вы его знаете?
– Не слишком хорошо. Он наш ближайший сосед, но большую часть времени проводит в Лондоне.
– Стало быть, вы знаете кузена Джеймса, Мортимера?
– Мы знакомы, – нейтральным тоном ответила она.
Они снова продолжили путь в молчании. Шарлотта пыталась найти способ вежливо выяснить, не испытывал ли Джеймс каких-либо финансовых затруднений, но тут аллея кончилась и они оказались перед садовой верандой.
– Войдем? – показала Джорджина рукой в сторону домика.
– Конечно, – с облегчением кивнула Шарлотта.
По какой-то причине ей не хотелось бы узнать о том, что Джеймс жаждал ее алмазов. Она вступила на веранду, гадая, поймет ли она когда-либо Джеймса и его загадочные намерения.
Когда Шарлотта вошла в гостиную, беседа поспешно завершилась, оставив у нее ощущение, что она появилась не вовремя. Джеймс быстро отвернулся, Эйвери направился к бару, а Джорджина зарделась до такой степени, что щеки ее сравнялись по цвету с ее рыжими волосами.
Шарлотта осталась стоять в растерянности на пороге, сцепив перед собой руки.
– Вы говорили, что обед в половине восьмого, если не ошибаюсь?
– Да, дорогая! – поспешила ее заверить Джорджина. – Трое из нас пришли чуть пораньше и успели кое-что перехватить.
В глазах ее было смущение. Она подскочила к Шарлотте и жестом пригласила ее войти в комнату. Красивые белоснежные кружева прикрывали ее корсет, рукава слегка развевались при каждом шаге.
Подошел Джеймс и галантно поклонился. Его черные как смоль волосы были прихвачены кожаной лентой.
– Добрый вечер, Шарлотта!
Сердце у нее привычно заколотилось. Было такое ощущение, что ее грудная клетка опутана веревкой и с помощью этой веревки кто-то притягивает ее к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104