Капсула скользнула в горловину туннеля, и полицейских вжало в спинки кресел.
Через несколько секунд капсула вырвалась из туннеля на равнину Моря Кризисов, разгоняясь в вакууме и держась на магнитной подвеске в нескольких миллиметрах над индукционным рельсом. Бах взглянула вверх на Землю, затем уставилась в окно на проносящийся мимо унылый ландшафт. Она хмурилась и размышляла.
Ей понадобился взгляд на карту, чтобы убедиться: колония барби действительно находится под юрисдикцией Нового Дрездена – и тут явно не обошлось без подтасовок или махинаций. Энитаун располагался километрах в пятидесяти от линии, которую она считала границей Нового Дрездена, но на карте его соединяла с городом пунктирная линия, обозначающая полоску шириной в один метр.
Когда капсула снова вошла в туннель, послышался нарастающий рев – в трубу перед ними нагнетался воздух. Капсулу тряхнуло ударной волной, затем она с хлопками проскочила через несколько герметизирующих шлюзов и оказалась на станции в Энитауне. Двери с шипением раздвинулись, и они выбрались на платформу.
Станция в Энитауне в основном представляла собой погрузочный док и склад – объемистое помещение, забитое расставленными вдоль стен штабелями пластиковых ящиков. Около полусотни человек работали, загружая ящиками грузовые капсулы.
Секунду-другую Бах и Вейл постояли на платформе, не зная, куда идти. Убийство, которое им предстояло расследовать, произошло здесь же, на станции, всего метрах в двадцати от того места, где они сейчас стояли.
– У меня тут мурашки по коже бегают, – признался Вейл.
– У меня тоже.
Бах увидела, что полсотни местных на станции неотличимы друг от друга. Все выглядели женщинами, хотя у них оставались открытыми лишь лица, руки и ноги – остальное скрывали просторные белые комбинезоны-пижамы, прихваченные в талии поясом. Все блондинки, у всех волосы расчесаны на прямой пробор и подрезаны чуть повыше плеч. У всех голубые глаза, высокие лбы, короткие носы и маленькие рты.
Когда барби заметили их, работа постепенно остановилась. Они с подозрением уставились на полицейских. Бах выбрала одну наугад и подошла к ней.
– Кто у вас здесь главный? – спросила лейтенант.
– Мы, – ответила барби. Бах поняла ответ так, что женщина имела в виду себя, припомнив, что барби никогда не говорят о себе в единственном числе.
– Нам нужно встретиться кое с кем в храме. Как туда попасть?
– Через эту дверь, – показала женщина. – Она выводит на Главную улицу. Идите по ней и выйдете к храму. Но вам обязательно нужно одеться.
– Что? О чем это вы? – Бах вовсе не считала, что они с Вейлом одеты как-то неправильно. На Анне-Луизе был ее обычный синий нейлоновый комбинезон, дополненный форменной шапочкой, эластичными лентами на руках и бедрах, и мягкие туфли с тканевой подошвой. Оружие, коммуникатор и наручники крепились к кожаному поясу.
– Прикройтесь, – повторила барби, поморщившись. – Вы выставляете напоказ свои… отличия. И ваши прически…
Другие барби захихикали.
– Мы из полиции по заданию, – рявкнул Вейл.
– Гм… да, – поддакнула Бах, раздраженная тем, что барби вынудила ее оправдываться. В конце концов, здесь тоже Новый Дрезден, и находятся они в общественном месте, поэтому имеют право одеваться так, как им хочется.
Главная улица оказалась узкой и унылой. Бах ожидала увидеть проспект вроде тех, что находятся в торговых районах Нового Дрездена, однако ее взору открылось нечто весьма смахивающее на жилой коридор. Одинаковые люди на улице бросали на них любопытствующие взгляды. Многие хмурились.
Улица вывела их на маленькую площадь с низкой крышей из голого металла, несколькими деревьями и угловатым каменным зданием, от которого лучами расходились дорожки.
У входа их встретила неотличимая от остальных барби. Бах спросила, с ней ли Вейл говорил по телефону, и получила подтверждение. На вопрос же о том, смогут ли они пройти внутрь и поговорить, барби ответила, что посторонние в храм не допускаются, и предложила присесть на скамейку возле входа.
Когда они уселись, Бах начала задавать вопросы.
– Во-первых, мне нужно узнать ваше имя и должность. Кажется, вы… как же там было?.. – Она сверилась с заметками в блокноте, торопливо списанными с экрана компьютерного терминала в кабинете. – Я так и не выяснила вашу должность.
– А у нас их нет, – ответила барби. – Но если так необходим «ярлык», считайте нас архивариусом.
– Хорошо. А ваше имя?
– У Нас нет имен.
Лейтенант вздохнула.
– Да, я понимаю, что вы отказываетесь от имени, приходя сюда. Но ведь у вас было имя. Вам его дали при рождении. И мне оно нужно для следствия.
– Нет, вы не поняли. Верно то, что у этого тела когда-то имелось имя. Но оно было стерто из сознания. И этому телу будет очень больно его вспоминать. – Она запиналась всякий раз, произнося «этому». Очевидно, даже имитация личного местоимения выводила ее из душевного равновесия.
– Тогда я попробую зайти с другой стороны. – Ситуация становилась тяжелой, и Бах поняла, что дальше будет еще хуже. – Вы назвали себя архивариусом.
– Да. Мы ведем архивы, потому что этого требует закон. Сведения о каждом гражданине должны храниться. Так нам сказали.
– И на то есть весьма веская причина, – заметила Бах. – Нам понадобится доступ к этим архивам. Для следствия. Вы меня поняли? Полагаю, что офицер полиции уже просматривал их, иначе погибшая не была бы идентифицирована как Леа П. Ингрэм.
– Это так. Но вам незачем просматривать архивы снова. Мы пришли сделать признание. Мы убили Л.П.Ингрэм, серийный номер 11005. И добровольно сдаемся. Можете везти нас в тюрьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12