Последний свою статью, основанную на беседах с Такеокой, озаглавил очень броско «Последние моменты жизни генерала Люшкова – главного героя плана убийства Сталина». Логика была проста: раз перебежчик был причастен к плану убийства Сталина – значит, был резон не допустить того, чтобы он попал в руки СМЕРШ.
Однако никто больше, кроме одного Такеоки, подробностей его версии подтвердить не мог. Нобоюки и Кукс успели побеседовать и с переводчиком Ябе Чута, и с бывшим начальником Харбинского специального агентства полковником Асадой Сабуро, и еще несколькими бывшими сотрудниками японской разведки. Но они сообщили только, что в 1945 году действительно рассматривался вопрос о переброске Люшкова в Маньчжурию. Никто из них, однако, не встречался там с Генрихом Самойловичем в августе 1945-го.
Между тем перебрасывать Люшкова в Дайрен 8 августа, когда война с Советским Союзом стала уже фактом, для японской разведки не было ни малейшего смысла. Как эксперт по Красной Армии бывший комиссар госбезопасности был явно не ко времени, да и не годился. Ведь его сведения об армии были семилетней давности. Давно уже казнили лично знакомых Люшкову руководителей советских войск на Дальнем Востоке В. М. Блюхера и Г. М. Штерна. Давно уже изменилась тактика Красной Армии, проведшей четырехлетнюю истребительную войну с Германией. И даже Ежов, от железной хватки которого и бежал Люшков, исчез с лица земли шестью годами раньше. Единственное, чем Генрих Самойлович мог быть еще полезен японцам, так это своими знаниями психологии советской элиты. Но тогда его присутствие было необходимо, скорее, в Токио, чтобы можно было дать консультации правительству и императорскому Генеральному штабу, а не в далекой Маньчжурии, где тайно обреталось немало агентов Москвы. Ведь тогда, летом 1945-го, судьба Квантунской армии уже мало волновала правительство страны. Перебросить ее для защиты Японских островов от грозящего американского вторжения уже не было никакой возможности. Для этого у японцев не было уже ни судов, ни самолетов, ни горючего. К тому же в воздухе безраздельно господствовала неприятельская авиация.
Есть кое-какие детали в рассказе Такеоки, вызывающие недоверие к его рассказу. Капитан, по собственному признанию, до августа 1945-го не убил ни единого человека. Но Люшкову вот хладнокровно выстрелил в грудь, встав лицом к лицу. А ведь даже закоренелые убийцы всегда предпочитают стрелять в затылок, чтобы не видеть глаза жертвы. Думаю, что как раз в психологическом состоянии побывавшего в советском плену Такеоки и лежит объяснение, почему он, возможно, придумал рассказ о том, как собственноручно застрелил Люшкова. По самурайскому кодексу чести бусидо попасть в плен было страшным позором. Как и к другим вернувшимся из советских лагерей, отношение к Такеоке на родине было, мягко говоря, не самым сердечным. Да и офицер, которому ни разу в жизни не довелось стрелять в противника, уважения у соотечественников не вызывал. Товарищи же Такеоки по плену, зная о его особом положении в тюрьме, подозревали капитана в выдаче неприятелю секретов японской разведки. А тут из «предателя» Такеока превратился, можно сказать, в героя. Выполнил приказ начальника, не допустил того, чтобы ценный перебежчик попал в руки Советов. И необычное положение капитана в плену тоже тогда объясняется: русских он будто бы интересовал как человек, последним видевший Люшкова. Идею же убийства бывшего начальника Дальневосточного НКВД подсказало ему приведенное в книге Хиямы свидетельство: тело Люшкова якобы было обнаружено советскими солдатами в воде, японцы его задушили и сбросили с моторной лодки. Такеока же вообразил, что лучше – в своем рассказе – прикончить предателя более рыцарским образом – выстрелом в грудь, а следы замести кремированием трупа.
Лично я думаю, что никто Люшкова не душил и не стрелял. Он спокойно дождался конца войны в Токио и предложил свои услуги американским оккупационным войскам. К тому времени поведение «дядюшки Джо» – Сталина, только что заявившего, правда, без каких-либо последствий, о своем желании оккупировать Хоккайдо, внушало американцам все больше опасений. Вместе с тем они испытывали дефицит сведений о Советском Союзе, особенно о положении в высших эшелонах власти. Для Управления стратегических служб – будущего ЦРУ даже семь лет назад сбежавший высокопоставленный чекист представлял большой интерес. Как мы убедимся дальше, американская разведка в ту пору охотно взяла под свое крыло и Мишинского-Минишкия, немецкого агента, в прошлом советского партийного функционера куда более низкого уровня, чем Люшков.
Генрих Самойлович мог принести американцам и некоторую практическую пользу. Со времен своей командировки в Германию в начале 1930-х годов он знал какую-то часть советской агентуры в этой стране. Наверняка Люшков охотно поделился этими знаниями с американцами, чьи войска находились на немецкой земле. А ведь кто-то из агентов мог продолжать работу и в 1940-е годы. Вероятно, Люшкова под чужим именем переправили из Японии в Соединенные Штаты, где он и окончил мирно свои дни. Хотя, может статься, жив и сейчас, но тогда ему должно быть без малого 100 лет: ведь Генрих Самойлович ровесник века.
Почему американская разведка сокрыла Люшкова – объяснить легко. В 1945-м СССР и США еще были союзниками, а соглашение, достигнутое в феврале в Ялте, предусматривало возвращение на родину всех бывших советских граждан, оказавшихся в западных зонах оккупации. Узнай Сталин, что Люшков у американцев – стал бы добиваться его выдачи, а тем он ох как был нужен…
Но почему же Генрих Самойлович не осчастливил свободный мир своими мемуарами, как это считал нравственно необходимым едва ли не каждый советский перебежчик, обладая хотя бы минимумом литературных способностей?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18