Тогда, в Одуеве, она поняла, что нравится Прохору Севастьяновичу.
Во всяком случае, спасибо ему за вызов!
На рассвете машины въехали в лес. Грузовики один за другим сворачивали на просеки, на едва заметные дороги, уводившие в чащу. Колонна быстро растаяла.
Ольгу высадили на большой поляне с десятком кирпичных домиков. Вдоль опушки виднелись крыши землянок, из жестяных труб тянуло дымком.
Подошел какой-то офицер с повязкой на рукаве, взял документы Дьяконской. Бумаги оставил у себя, а Ольге велел идти в крайний дом, где жили женщины.
В доме было жарко, держался странный запах табака и духов. Несколько коек оказались свободными. На одной не было даже одеяла, только матрац и подушка без наволочки. Ольга сняла пальто, боты и прилегла на эту постель. Несколько суток она дремала урывками, сидя, кое-как. А тут вытянулась и заснула настолько крепко, что ничего не слышала, и открыла глаза только в десять утра, когда все ее соседки уже ушли. На столе, прикрытая салфеткой, стояла кружка с молоком, а рядом – ломоть хлеба. Ольга догадалась, что это для нее.
Она разыскала умывальник, потом достала из чемодана зеркальце и задумалась: что же делать с волосами? Отрезать – жалко. Больше никогда не вырастут такие длинные и густые. А оставить – замучаешься. Есть ли тут возможность мыть их, сушить, расчесывать?
Ольга машинально отламывала кусочки хлеба, запивая холодным молоком. Ну, хорошо, как поступить с волосами, будет видно. А сейчас? Сидеть ждать или отправиться в штаб? Но зачем, документы-то там?!
Она решила выйти наружу и осмотреться. Взяла с койки свое порыжевшее пальтишко. Но в это время в сенях раздался топот ног, громкие голоса. На стук в дверь она ответила: «Можно, входите».
Дверь открылась, Ольга увидела дежурного офицера с повязкой, а следом за ним быстро вошел Прохор Севастьянович в распахнутой шинели, веселый, румяный от холода. Бросил на стол папаху, протянул Ольге обе руки:
– Ну, здравствуйте! Намучились за дорогу? А я как раз сегодня хотел машину послать, раньше не ждали! Дома-то как? Николка здоров? Наверно, тоже просился с фашистами воевать?
– Просился, – сказала Ольга, смутившись от того, что тяжелые руки Порошина легли на ее плечи. Больше она ничего не могла произнести, потому что Прохор Севастьянович говорил сам, и еще потому, что ей стало вдруг так хорошо, что повлажнели глаза, и она старалась сдержать слезы, не показать свою слабость.

* * *

Перед выпускными экзаменами Славка налег на учебу, получил пятерки по специальным предметам, по уставам и даже по строевой подготовке. Кто-то сказал, что десяти лучшим курсантам предоставят право выбирать флот, вот Булгаков и старался. Но все это оказалось пустой болтовней.
Выпускников построили в длинном сумрачном коридоре. Басовитый мичман читал по списку фамилии, вызванные ребята отходили в сторону. Команда номер один была совсем маленькой: человек десять. Вторая побольше, третья вобрала в себя целую смену. Строй постепенно редел, а Славкину фамилию не называли. Наконец мичман объявил, что все оставшиеся числятся в команде номер шесть. Отправка послезавтра. А сейчас – р-р-разойдись!
Шестая команда оказалась самой большой: около пятидесяти выпускников. Ребята потолковали и решили: повезут либо в спецкоманду, либо на самый боевой флот, раз столько народу.
Через двое суток, ночью, молодых матросов посадили в старый пассажирский вагон, холодный и грязный. Славка едва успел расположиться на верхней полке, как застучали колеса. Сосед, угнездившийся этажом ниже, рассуждал вслух:
– С Ярославского едем. Не иначе, на север. Как до Вологды дотюкаем, так и ясно будет. Если прямо – то на Архангельск. Если влево – на Ленинград.
– Балтика все-таки лучше, теплей на Балтике, – сказал Славка. – Спать давай, завтра узнаем.
Наутро, устроив перекличку, мичман объявил зычно и весело:
– В хорошем месте службу начнете, океанской водички попробуете! Во Владивосток едем!
У Славки даже ноги мягкими стали в коленях от такой новости. Ну и ну! Оттуда домой не вырвешься, на побывку не съездишь!
Огорченный, залез на полку, повозился, устраиваясь на жестком ложе. За окном тянулись мокрые поля, проносились оголенные, почерневшие от влаги деревья. Славка начал было подремывать и вдруг подумал: а ведь это неплохо! Владивосток – это не фронт, бомба в башку не стукнет. Он один мужчина в семье, ему жить надо, малышей на ноги ставить. А на востоке как раз никакого риска! Во всяком случае, мама и бабушка волноваться не будут. Надо скорей сообщить им, что едет не навстречу опасности, а в спокойную даль!

Часть вторая

Молодых солдат 1927–1928 года рождения, весь контингент последнего призыва, Гитлер приказал передать в распоряжение Западного фронта. Фюрер считал, что на Востоке установилось затишье, русские выдохлись и будут накапливать силы для следующего рывка. К тому же на Востоке еще имеется территория, позволяющая маневрировать, а на Западе американо-английские войска подошли вплотную к важнейшим экономическим районам Германии.
Врагов следует бить поодиночке: фюрер дал указание подготовить и нанести решительный удар на Западе, сбросить там противника в море, а потом взяться за русских. Конечно, Гитлер не рассчитывал теперь на победу, он надеялся достичь либо почетного мира, либо временной передышки, чтобы поправить свои дела.
Ведя войну на два фронта, Гитлер знал, что в случае проигрыша ему не будет пощады ни с той, ни с другой стороны: он был воплощением величайшего зла и для Запада, и для Востока. У него остался единственный выход: сражаться до последнего шанса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135