Перед глазами стояли хрупкие слабенькие ключицы и темная ранка на белой коже. Ей, наверно, всего-то лет девятнадцать…
Он повел девушек в порт. Чем ближе к бухте, тем больше людей встречалось им. Некоторые подразделения шли навстречу, к окраине, где гремел бой, но еще больше было мелких групп и одиночек, которые брели от окраин к порту. То в одном, то в другом месте рвались снаряды, но несмотря на это много красноармейцев спало на улицах и на пустырях.
У причалов не было ни одного судна. Матвей понял, что катера, сейнеры и боты не подходят сюда, боясь, что на них хлынет толпа. В дежурке насмерть замученный и охрипший капитан-лейтенант из штаба базы сказал, что штаб базы перебирается на Тамань, что организовать эвакуацию пехоты не удается, так как немцы на окраине и бухта уже под обстрелом. Плавсредства будут подходить к мысу севернее города и перевозить раненых на Чушку. Там, на мысу большое скопление людей и машин.
– Везде большое, – ответил Горбушин. – Вы-то сами как? Зимовать здесь останетесь?
– На рейде стоят два тральщика. Возим командный состав шлюпками, с той стороны, от маяка.
– Со мной одиннадцать девушек, – сказал Матвей. – И один раненый.
– Там и без вас много, – покачал головой капитан-лейтенант. – Попробуй, если сумеешь.
Матвей расспросил, куда подходят шлюпки, и повел свою команду. На пути к маяку им встретилось оцепление. Краснофлотцы с автоматами сдерживали натиск толпы, но, увидев старшего лейтенанта, расступились и пропустили тех, кто с ним.
За оцеплением народа было меньше, но когда появилась из темноты шлюпка, навстречу ей бросились в воду десятки людей. Краснофлотцы отталкивали их веслами.
– Полундра! – властно крикнул Горбушин. – Товарищи, выгребайте ко мне!
Шлюпка развернулась в сторону моря и, описав полукруг, приблизилась снова.
– Внимание! Старший здесь я! – скомандовал Матвей. – Всем вернуться на берег! Соблюдать порядок, или шлюпка уйдет обратно!
Это подействовало. Люди вылезли из воды, появилось даже какое-то подобие очереди.
Шестивесельный ял ткнулся носом возле Горбушина. Гребцы сидели, не убирая весел. Из темноты показалась другая шлюпка.
Двумя рейсами Матвей отправил несколько раненых полковников, шофера и всех медичек. Высокая девушка, прощаясь, хотела сказать что-то, но он подтолкнул ее:
– Скорей! Не задерживайте!
– Весла-а-а! – протяжно пропели в шлюпке. – На воду!
Матвей оттолкнул нос яла. А когда шлюпка скрылась, вызвал из оцепления мичмана и поставил его вместо себя наводить порядок.
По изрытой воронками улице шел быстро, срываясь на бег. Эти тральщики – последняя надежда, надо успеть. В свою пещеру ввалился запыхавшийся, мокрый от пота. Остановился, пораженный спокойствием и тишиной, от которых отвык за последние дни. В комнате было светло и уютно. Ярко горела керосиновая лампа. На кровати под белой простыней лежал Максимилиан Авдеевич и читал книгу.
– Немцы в городе! – с порога сказан Матвей.
– Знаю-с, – ответил Квасников. – Между прочим, я много слышал о благородстве моряков, но не думал, что это так глубоко…
– О чем вы! – перебил Горбушин.
– Спасибо, что забежали.
– Я за вами, – сказал Матвей. – Еще есть возможность.
– Нет-с… Я очень благодарен вам, – произнес Квасников, с трудом садясь на кровати. – Дайте мне вашу руку.
Пожатие у него получилось слабым, пальцы были вялыми и холодными.
– Моя песенка спета, – негромко сказал он. – Жил на пределе, и вот финиш. Доконали жара и нервы. Аневризма-с, ничего не поделаешь! Спасибо за ваш порыв, но я, если и дойду, то только до двери.
– Немцы на окраине, – повторил Горбушин.
– Да-с. Я отпустил шофера, может, он доберется. А у меня есть все: вино, таблетки, жареная рыба, пистолет и две гранаты. Я запру дверь и попробую пострелять.
– Ну, хватит! – Матвей взял со стула брюки и гимнастерку интенданта. – Одевайтесь немедленно, или я поволоку вас в одном белье! В нашем распоряжении час. Уезжайте в свой Куйбышев и хныкайте там под крылышком любимой жены, а мне некогда!
– Вы серьезно?
– Вполне.
– Ну что же, – поднимаясь, заворчал Квасников. – В жизни бывает всякое. Попробуем еще раз…
Идти сам он не мог. Охватив шею Горбушина правой рукой, Максимилиан Авдеевич с трудом переставлял ноги, хрипел, задыхался, но ни разу не попросил сесть. Около дежурки, куда они добрались перед самым рассветом, Квасников едва живой опустился на землю. Но пососал таблетку, глотнул из фляги вина и приободрился.
Погрузка на тральщики уже закончилась. Возле дежурки стояла под высоким настилом последняя шлюпка, которую прислали за оставшимися на берегу моряками. Она была настолько перегружена, что борта едва поднимались над водой. Матвей понимал, что один резкий поворот, одна небольшая волна – и ял сразу пойдет на дно. И все-таки он попросил:
– Товарищи, еще двое. До тральщика недалеко, доберемся.
– Нет, – ответили ему. – невозможно!
Гребцы уже заносили весла.
– Возьмите больного! Прошу! – крикнул Горбушин.
– Возьмите! – резко сказал на шлюпке чей-то командирский голос. – В крайнем случае я поплыву рядом.
Матвей спустил Квасникова на протянутые снизу руки. Шлюпка угрожающе качнулась. Максимилиана Авдеевича положили на дно среди тесно сидящих людей.
– Присмотрите за ним! – крикнул Горбушин, и опять тот же резкий голос ответил ему, что присмотрят и что завтра ночью катера попробуют пробиться сюда.
– До свидания! – прохрипел откуда-то снизу Квасников.
– Попутного ветра! – Матвей помахал вслед шлюпке рукой и медленно пошел с причала. Усталость сгибала его плечи, но он чувствовал себя легко и спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135