Трудно, что ли?» – «Ладно, приеду».
Что там еще произошло у этого неуравновешенного человека? С тех пор как он выписался из госпиталя и разыскал Настю в Москве, они встречались раз пять. Настю эти встречи тяготили. Пустое времяпрепровождение, пустая болтовня, а ей нужно заниматься, наверстывать упущенное за два года. Но ей было жаль Сергея. В госпитале ему ампутировали правую ногу. Он неумело ковылял с костылем, был постоянно раздражен, от него часто попахивало спиртным.
Вместе с ногой, вместе с надеждой вновь подняться в воздух он потерял и свою самоуверенность. Он искал новый путь, искал самого себя. И Настя, вероятно, чем-то помогала ему. Во всяком случае, она всерьез заставляла его задуматься об авиационном институте и даже принесла учебники по физике и по математике.
Сергей ждал ее у входа в музей, опираясь на костыль. Шинель расстегнута, фуражка с голубым околышем надвинута низко, из-под козырька настороженно смотрят округлые, недобрые глаза. Увидев Настю, сразу повеселел, улыбнулся, поскакал ей навстречу.
– Ну, здравствуй. Быстро доехала, молодец! А теперь пошли. Ну, не отставай от меня на своих двоих!
Настя знала эту его манеру атаковать решительно, не давая опомниться. Чувствовался ас-истребитель, сбивший четырнадцать немецких машин. Но немецкие летчики встречались с ним по одному разу, а Коноплева, слава Богу, изучила его привычки.
– Куда это мы нацелились? – спросила она, удерживая Панова за рукав шинели.
– В «Метрополь». Есть веская причина дать разворот.
– Нет, в ресторан не пойду! Никогда не ходила и не буду ходить. Зачем мне эта срамота!
– Говорю, причина!
– Причину всегда можно найти.
– Ну и ладно, – неожиданно легко согласился он. – Ресторан – это так, для боевой заправки. Давай пройдемся. Извини, под руку не могу, руки заняты, – усмехнулся он. – Я не шокирую тебя на костылях?
– Не говори чепуху!
– Уважаю категоричность, – пробормотал Панов и потом долго шел молча, сосредоточенно ворочая костылем и тяжело сопя. Остановился возле какой-то чугунной ограды, прислонился, свертывая самокрутку. Затянулся пару раз, швырнул самокрутку за ограду. Левой рукой обнял плечи девушки, сказал резко:
– Вот что, Коноплева, люблю я тебя, понятно? И не могу без тебя. Давай будем вместе! В общем – жениться давай!
Рубанул, как пулеметную очередь выпустил, и напрягся, ожидая ответа, склонив голову и горячо дыша ей в ухо.
– Да ты что? – растерялась Настя. – Разве мыслимо, серьезный разговор, и так неожиданно!
– А чего ждать? Решай, и все. Пойдем, запишемся завтра!
– Нет, Сергей!
– Что «нет»? – повысил он голос. – Не желаешь? Не подхожу для тебя?
– Я люблю другого. Я говорила тебе о нем, помнишь?
– Говорила! Что говорила? – взорвался Сергей. – Что дружба с детства? Что женат он? Что к другой привязан? Ну ладно, – перевел дух Панов. – Ну, я понимаю, старый друг… Но ведь теперь нет его, теперь ты свободна. А мне ты нужна, понимаешь?! Я ни о чем и ни о ком столько не думаю, как о тебе.
– Прости, Сергей, но я буду ждать Игоря.
Девушка сказала это так спокойно и твердо, что Панов сразу смолк. Он торопливо свернул новую папиросу и опять затянулся только два или три раза, а потом бросил ее за Ограду.
– Мертвых не ждут, – голос его звучал глухо. – Но мне ясно! Мне все ясно! Конечно, на что я нужен тебе, инвалид без образования и без места… Вот будь у меня нога да погоны на плечах, тогда бы ты по-другому смотрела. Все вы на один манер, все ищете, где подоходней… Но смотри не просчитайся, мужики теперь нарасхват!
Он скривил губы, вновь выдавил на лице усмешку.
– Ну, врежь мне по щеке, ты же гордая и принципиальная!
– Глупый, – спокойно сказала Настя. – Ты просто дурной, глупый и разгоряченный. Ты совсем ничего не можешь понять. Если Игорь вернется без обеих ног и даже без обеих рук, я все равно буду счастлива. Я буду кормить его с ложки, буду одевать его, буду причесывать… Если бы он только вернулся!
– Уйди! – сквозь зубы произнес Панов. – Уйди от меня…
Настя ушла и ее нисколько не мучила совесть. Не было никакого раскаяния, потому что она сказала только правду, а это было лучше и для Сергея, и для нее.
Панов позвонил дня через три. К удивлению Насти, голос его звучал бодро и даже весело.
– Ты знаешь, Коноплева, после нашего разговора я себя человеком почувствовал, – заявил он. – Да, да, ты не удивляйся. Ты же со мной без всякой жалости толковала, без всякой скидки. Я вроде и про инвалидность свою позабыл. Человек – и баста! Верно?
– Само собой разумеется.
– Разумелось, да не для всех… В общем, так, – голос Панова посерьезнел. – То, что сказано мной, остается в силе. Это ты заруби на своем носу. Но навязываться я больше не буду. Слово летчика. Ты мне только скажи, на твою помощь рассчитывать можно? В смысле института?
– Да я и сама не сильна в математике.
– Ничего, для меня твоих знаний хватит.
– Ну, если понадоблюсь, пожалуйста.
Панов помолчал, потом у него вырвался короткий хриплый смешок.
– Слушай, Настя, а в «Метрополь» ты зря не пошла. Причина, правда, была очень серьезная. Может, раз в жизни такая причина бывает.
– Опять к тому же самому возвращаешься!
– Нет, нет! – вновь хохотнул он. – Понимаешь, «Звезду» я с тобой сполоснуть хотел. Чтобы не потерялась и не заржавела.
– Какую звезду? Ты ведь в отставке.
– Героя мне вручили. Я тогда только что из Кремля вышел и тебе позвонил. Указ-то еще осенью был, а вручили теперь. У Калинина и без меня забот много.
– Что же ты мне сразу-то не сказал?
– А если бы сказал, разве пошла бы?
– Н-не знаю, – заколебалась Настя. – Случай действительно такой… Нет, все равно, не место мне там!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135