кажется, он похож на свою мать больше, чем думает.


девятнадцать

Селеста возмущенно кричит:
Где ты пропадала? Мы ждем Ц она глядит через мое плечо на улицу. А где Луис?

Я была в порту, говорю я. И видела Мартино…
Она не дает мне договорить. Выставляет между нами руку Ц как нож. Рубит ей
воздух. Селеста не впустит меня, пока не скажет свою реплику.
Я тебе говорила, Долорес, я этого не допущу. Думаешь, можешь раскопать здес
ь все, что захочешь, и снова уплывешь? Нам-то здесь жить!
Только я решаю, что ее тирада закончена, как она хватает меня за рукав паль
то и тащит в столовую. Зубы у нее стиснуты; она с наслаждением впилась бы в
меня.
Я не шучу, заявляет она. Вечера воспоминаний не будет.
И она отворачивается, улыбается пустой, заученной улыбкой. Старшая сестр
а. Безукоризненная хозяйка.
Ну, наконец-то, говорит она собравшимся. Явилась, пропащая душа.

Душная кухня. Люка заняла место у раковины, где прежде всегда стояла Ева, и
делает она то же самое Ц повернув запястье, стряхивает пепел в слив. На н
ей по-прежнему туго повязанный черный платок, темные очки подняты на лоб
Ц словно запасная пара глаз. Люка выглядит вблизи устало. У нее нет ресни
ц, веки дряблые и морщинистые, двумя коричневыми росчерками сделаны бров
и. Губы она запечатала узкой темно-красной линией Ц словно боится, что ч
ерез рот утекут мысли. Это семейство умеет сделать макияж.
Когда я появляюсь в дверях, она громко хохочет.
Ты бедняжку ненавидела , говорит она Розе. Мучительница!
и я решаю, что это обо мне.
Не мучила я ее! Ц говорит Роза. Эта собака Джексонов всех доставала. Воню
чая, и вечно скулила. Я-то животных люблю. Вот Парснипа спросит
е!
Пес Розы пристроил морду у Джамбо на коленях; тот пытается его отпихнуть,
но пес упорен. Джамбо пялится в чашку, ему жарко и неудобно. Пес, услышав св
ое имя, произнесенное так громко, ныряет под стол.
Я впитываю все Ц удушающую жару, слабый запах взволнованных тел, окна в к
апельках влаги. Места мало. Роза с Люкой, Селеста, Джамбо. А теперь еще я. Нам
всем здесь никак не разместиться. Я наблюдаю за их разговором: рты открыв
аются и закрываются. Роза смеется, Люка наклоняется и шепчет что-то ей на
ухо, у Селесты Ц она злится, но вслух этого не высказывает Ц глаза-щелоч
ки. Она барабанит по столу розовыми наманикюренными ноготками.
Изо дня в день мама возилась с нами на этой кухне. Каково это было Ц всех ш
естерых надо было накормить, одеть, за всеми приглядеть. А еще Ц ждать Фрэ
нки, составлять списки, писать записки кредиторам.
Я тоже отлично умею составлять списки; мне всегда хочется все расставить
по местам…
Такие мы и есть, скажи, Дол?
Какие? Ц пытаюсь сообразить я.
Дикари и невежи, отвечает Роза.
Говори за себя! Ц мрачно бросает Селеста.
Она сдергивает с блюда с сандвичами посудное полотенце, подозрительно п
ринюхивается, после чего протягивает блюдо мне.
Бедная миссис Рили! А что до отца Томелти…
Это все то же красное полотенце миссис Рили. Я ничего не говорю. Беру сандв
ич, он так густо намазан маслом, что оба треугольника хлеба сползают с кус
ка ветчины. Убедившись, что никто на меня не смотрит, я скармливаю сандвич
псу. Селеста вешает посудное полотенце на стул Джамбо.
Рили, наши соседи. Лю, помнишь их?
Она надувает щеки, смотрит хмуро и сосредоточенно, и голос ее звучит потр
ясающе точно: «Делла! Где это треклятое „Эхо“?» Джамбо смотрит на нее озад
аченно.
Они им задницу вытирали. Не надо на меня так пялиться Ц мы все так делали.
Даже наша леди Изыск, говорит Роза, кивая на Селесту. Селеста берет сандви
ч и откусывает крохотный кусочек.
Роза, ты не могла бы хотя бы за едой вести себя прилично?
Теперь уже поздно рассказывать про посудное полотенце.
Они резали бумагу на четвертушки, говорю я, стараясь не смотреть в мрачно
е лицо Селесты. Все глядят на меня. Роза от удивления раскрывает рот.
А ты откуда знаешь? Ц спрашивает она.
Мама иногда перелезала через забор и воровала у них из сортира. Говорила,
пригодится кроликам в клетку. Для тепла.
Молчание. Сама не знаю, откуда всплыло это воспоминание. Селеста пристал
ьно разглядывает сандвич. Люка закуривает очередную сигарету. Роза бере
т бутылку виски, отвинчивает крышку.
Дол, где я видела стаканы? Ц говорит она, оглядываясь по сторонам.
Они в буфете под лестницей. Я протискиваюсь между коробками и мешками, до
тягиваюсь до полочки, на которой стоят пыльные разрозненные стаканы. И з
ову Розу.
Подойди-ка, я тебе их передам.
В углу помигивает счетчик. Раньше была круговая шкала: колесико с красно
й зарубкой крутилось то быстро, то, когда в доме было темно и тихо, медленн
о-медленно. Красная кайма полотенца, которым миссис Рили подвязывала ма
ме подбородок; язык Евы, слизывающий крем с губ; расколотый рубин. И Ц еще
ярче и краснее Ц кровавые жемчужины, капающие мне в ладонь. Я пытаюсь все
расставить по местам.

Мама стоит у буфета и кричит наверх:
Роза! Фрэн! И, кому-то другому, тихо: Они еще не вернулись из школы.
Она, должно быть, забыла, что мы с ней играли в прятки. И я сижу здесь, в буфет
е под лестницей.
Я буду считать до ста, а ты, Дол, иди спрячься!
Она поцеловала меня в макушку и отвернулась. Я слышала, как она прошла в ст
оловую, и тут все стихло. Это было давно, вечность назад. Я следила за шкало
й счетчика, ждала, когда снова появится красная полоска. Досчитала докуд
а знала, а остальное сочинила.
Одиндесять, двадесять, тридесять, сто!
Я думала, она придет и меня найдет.
Она включает свет, и колесико начинает вертеться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78