Оно отличается от геометрического прежде всего тем, что существует во времени. Это пространство может менять свою форму, плотность, обладает в некотором роде упругостью своих свойств, наконец, оно насыщено электромагнитными и гравитационными полями и является носителем материи. Трудно сказать, что более материально: пространство или то, что мы привыкли подразумевать под словом «материя». Но самое главное это то, что реальное пространство может существовать и не существовать одновременно.
– Простите, как это существовать и не существовать одновременно? – спросил я. – По-видимому, мой мозг недостаточно изощрен, чтобы воспринимать подобные идеи.
– Вот именно, – ответил он, потирая руки, – всё дело в мозге. Вы сами говорили о том, что мы не можем представить себе ничего такого, что бы не было комбинацией уже знакомых нам образов и понятий. Для современной физики эти понятия непригодны. Чтобы хоть что-нибудь понять, мы вынуждены прибегать к аналогиям, черпаемым из известных нам представлений. Однако это не всегда то, что мы хотели бы представить себе. Можно изложить содержание музыкального произведения словами, но попробуйте растолковать глухому от рождения, что такое музыка. Даже если он прочтет сотню либретто, само понятие музыки останется для него непостижимым.
– И вы всё-таки решили попробовать? – спросил я.
– Как раз то, о чем мы с вами пока говорили, относится к категории легко усваиваемых понятий, – ответил он. – Пространство существует и не существует одновременно потому, что само время прерывно. Гораздо труднее было бы представить себе пространство без времени, чем одновременно отсутствие того и другого.
– Вы думаете, что, говоря о прерывности времени, вы облегчили понимание ваших софизмов о пространстве? – спросил я.
Он с яростью взглянул на меня. По-видимому, слово «софизмы» его задело.
– Начнем с другой стороны, – сказал он неожиданно спокойно. – Вы что-нибудь слыхали о квантах?
– Кое-что слыхал, – ответил я. – Квант – это неделимая порция энергии, которую может поглощать или испускать электрон, перескакивая с одной орбиты на другую.
– Так вот, известно ли вам, что никто еще не наблюдал электрон в состоянии перехода с одной орбиты на другую? Больше того, теоретически доказано, что электрон в атоме в этом состоянии никогда не бывает. Он существует только на определенных орбитах. В состоянии перехода электрона нет. Правильнее говорить, что электрон возникает, а не существует. Теперь представьте себе, что в системе электрона ведется отсчет времени. Что происходит с этим временем, пока совершается переход электрона с одной орбиты на другую?
– Не знаю, – сказал я, – трудно сказать, раз самой системы, в которой ведется отсчет, не существует.
– Не существует системы, значит, не существует в этой системе ничего: ни времени, ни пространства, ни движения, ни наконец того, что мы в этой системе привыкли считать материей. Как бы долго, по нашим понятиям, не совершался этот переход через ничто, он не может быть обнаружен в самой системе, так как после возникновения системы время продолжает в ней течь так же, как и до её исчезновения.
– Однако, с нашей точки зрения, часть пространства внутри атома не исчезает в момент перехода электрона с одной орбиты на другую? – спросил я.
– Конечно, нет, – ответил он. – Я очень упростил картину для того, чтобы вам было легче понять, что такое прерывность существования всей нашей системы в целом.
– Простите, о какой системе вы говорите? – спросил я недоуменно.
– Ну вот всего этого, – сделал он небрежный жест рукой, – словом всего, что мы подразумеваем под словом «вселенная». Всё, что нас окружает, подчинено одному общему ритму существования.
Некоторое время я молчал, ошеломленный не столько оригинальностью того, что он говорил, сколько его небрежным тоном. Казалось, что он рассказывал о давно приевшихся ему вещах.
– Что же существует в то время, когда ничего не существует? – с трудом выдавил я из себя корявую фразу.
– Существует другое время, другое пространство, другая материя.
– Какие? – спросил я, пытаясь осмыслить всё, что он говорил.
– Антиматерия, антивремя, антипространство, – ответил он. – Только то, что мы называем энергией, остается более или менее общим для обеих систем; энергия – это единственное связующее звено между ними, так как является результатом их взаимодействия.
– Какое же может быть взаимодействие, когда обе системы существуют разновременно?
– Я ждал этого вопроса, – усмехнулся профессор, – он доказывает еще раз вашу неосведомленность в самых элементарных вещах. Когда мы говорим об одной молекуле, мы никогда не можем предсказать заранее её поведение в строго заданных условиях. Физические законы справедливы только для больших ансамблей частиц, потому что носят статистический характер. Единый ритм существования нашей системы вовсе не означает того, что какое-то количество атомов не выпадает из этого ритма и не оказывается выброшенным в антипространство. Аналогичные процессы идут в антимире. Неисчерпаемые запасы энергии, которыми располагает наша вселенная, есть не что иное, как результат аннигиляции антивещества с нашей материей. Следовало бы ожидать, что, так как знак заряда, направление спина, знак магнитного момента, различающие вещество от антивещества, равновероятны, во вселенной должно было бы находиться одинаковое количество материи и антиматерии с одинаковой плотностью распределения в пространстве. Это неизбежно привело бы к их аннигиляции с чудовищным выделением энергии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49