Ноэль не мог остановиться, сидел и плакал, слезы струились по лицу по крайней мере полчаса. Потом он вытер кожаное сиденье, уткнулся в него носом и почувствовал себя лучше. Лучше, чем за многие годы.
Ноэль долго разбирался, пока не нашел ручку, которой открывался капот. Двигатель был красивым, совершенным, простым, и тем не менее являлся сложным образцом техники. Он вдохнул горячий воздух, пахнувший маслом и бензином, охваченный желанием разобраться, как он работает.
Позже Ноэль взял в библиотеке книги и приносил их с собой в гараж, разбираясь в чертежах двигателя, пробуя все приборы, рычаги и кнопки, как это делал бы механик, испытывая необыкновенное удовлетворение. Отношение миссис Гренфелл к нему изменилось от гнева до безразличия, когда Ноэль перестал быть для нее проблемой. Наконец-то он, занявшись машинами, стал полезен.
В течение шести месяцев субботы, проведенные в гараже и магазине запчастей в городе, когда другие были на футбольном поле или бейсбольной площадке, научили Ноэля понимать красоту точного инженерного дела. И эти же субботы заменили ему тепло человеческого общения. Вполне достаточно было наблюдать, как механик превращал двигатель из неработающего предмета в блистательный мощный организм.
24
Оголив все цветочные ящики на балконе Каролины Монталвы, Пич бросала цветы вниз, американским солдатам-победителям, которые продвигались по Парижу на своих джипах и бронированных машинах, смеялась, когда они поднимали головы и улыбались ей.
– Я тоже американка, – кричала она, подавая знаки поднятыми вверх большими пальцами.
Жители Парижа смеялись и пели, а город сверкал под весенним солнцем. То там, то здесь джипы останавливались, и хорошенькие молоденькие девушки целовали освободителей.
– Париж снова ожил, – восклицала Леони, – они обнимаются на улице, как бывало.
– Как ужасно, – посетовала Каро, – что я уже слишком стара, чтобы принять в этом участие. Как ты думаешь, – продолжала она, – когда нам ждать Эмилию и Жерара?
Леони посмотрела на мейсенские фарфоровые часы, изящные золоченые стрелки которых меряли жизнь Каро, сколько она ее знала, а сейчас они отмеряли минуты до прибытия Жерара.
– Скоро, – сказала она, улыбаясь, желая, чтобы это было возвращение в родной дом на Иль-Сен-Луи. Но там сейчас располагалась штаб-квартира американского командования и ставка.
Пнч посмотрела на стол, накрытый для празднования возвращения домой отца. Серебро Каро, которое извлекли из потайного места под плитой, где его прятали во время войны, сияло на старинной скатерти из дамаста, букет цинний яркой красивой мозаикой украшал центр стола, а на серванте охлаждалось в ведерке со льдом шампанское. Пич знала, что оказалась среди тех, кому повезло, – ее папа возвращался домой. Им было известно много семей, для которых не будет праздника возвращения, и чьи букеты цветов будут возложены на холодные могильные плиты и омыты слезами.
– Они сейчас в госпитале, – сказала Пич, не в силах сдерживать счастье, – и скоро папа будет здесь!
Она затанцевала по сапфирово-голубому ковру, сходя с ума, от радости. «Папа возвращается домой!» Если бы только Лоис могла разделить с ней ее радость! Но Лоис лежала на огромной белой кровати со сложной системой растяжек и креплений, среди подвешенных бутылочек и трубок, которые поддерживали ее жизнь через вены на руках и шее. Вокруг Лоис теснились уродливые металлические столы с сосудами, наполненными растворами, а в комнате пахло антисептиками и увядающими цветами. Лоис жила в сумеречном мире, – шторы были опущены, чтобы защитить ее от солнца. Дома в комнате Лоис царила невероятная путаница картин, книг, миниатюрных чудесных вещичек. Яркая, нарядная, заполненная вещами Лоис, комната пахла пудрой, духами, лаком для ногтей. А сейчас Лоис лежала бледная и совершенно невесомая, глаза закрыты, чтобы не видеть больничного убожества, а простыня, которой укрыты ее длинные стройные ноги, белая и аккуратная, никогда не сминалась…
Каждый день, когда Пич ходила навещать ее, она не забывала о дежурной улыбке на случай, если Лоис очнется и увидит ее. Пич была уверена, что Лоис знает о ее присутствии. Но с той ужасной ночи она ни разу не открывала глаз.
Снова и снова Пич чувствовала раскаяние – это была ее вина, и это она должна была лежать здесь, в больнице, если бы отважная Лоис не закрыла ее собой, хотя бабушка объяснила, что Крюгер целился в Лоис и что это несчастный случай. Если бы она не вернулась за Зизи, если бы не начала паниковать… Особенно по ночам, когда она оставалась одна, чувство вины Охватывало ее помимо воли, и Пич снова и снова переживала ужас той ночи. Она ощущала запах крови, в ушах стоял жуткий крик Лоис. Холодный страшный взгляд Ферди, когда он направил пистолет на Крюгера, и фонтан крови из горла капитана – слишком много крови для такого маленького человечка. Это Леонора обнаружила слабый пульс и приказала, чтобы хоть кто-нибудь вызвал «скорую помощь», пока немецкий врач пытался остановить кровотечение. Наконец-то раздался звонок.
– Он приехал, он приехал! – кричала Леони, спеша к двери.
Неожиданно почувствовав смущение, Пич завертелась на балконе. Прошло пять лет с тех пор, как папа видел ее. Тогда она была совсем маленькой девочкой, а теперь ей одиннадцать, и для своих лет она была довольно высокой. Он, должно быть, ожидает увидеть свою малышку, а встретит этакого неуклюжего подростка.
Папа выглядел поразительно худым, настолько худым – Пич могла бы поклясться, что можно пересчитать все его ребра. Волосы, которые она помнила темными и блестящими, стали почти совсем седыми, а голубые глаза – бесконечно усталыми, несмотря на то, что он улыбался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153