Сразу же после моего рождения она нашла себе работу в магазине, в ближнем городке, надеясь накопить денег и уехать, но каждый раз, получив очередную зарплату, она спускала ее в местном салуне.
К тому времени отец окончательно спился и в один прекрасный день, совершенно так же, как мой дед, ушел и не вернулся. Мать проводила большую часть времени в салуне, и, в конце концов, ее взяли туда на работу. Крупная, толстощекая, подвыпив, она становилась веселой и нравилась посетителям. Да и сама не упускала случая получить удовольствие.
Джейкей встретился глазами с Шэннон и с горечью проговорил:
– Я рос в небольшом южном городке, внук женщины, о которой говорили, что она жила с чернокожим, и сын местной шлюхи. Вы можете себе представить, насколько я был одинок и несчастен? Какие родители позволили бы своим детям дружить с таким, как я?
Шэннон печально вздохнула:
– Бедный Джейкей, я не знала, что у вас была такая ужасная жизнь.
– Однако какой бы ужасной она вам ни казалась, должен сказать, что в действительности все было намного хуже, – печально проговорил он. – Единственным спасением для меня была моя бабушка. Она была образованной женщиной. Она воспитывала меня. Научила читать и писать, рассказывала мне сказки и пробуждала во мне мечты. И постоянно говорила, что я должен держаться подальше от выпивки.
Джейкей постучал указательным пальцем по своему бокалу.
– Я ни разу в жизни не выпил ни капли спиртного, даже легкого вина. Я боялся этого. Боялся, что кончу так же, как дед и отец.
Он рассмеялся, немного повеселев.
– Мои детские мечты не сбылись: я не стал знаменитым футболистом, не обзавелся «мустангом» с откидным верхом, не назначал свиданий очаровательной блондинке. Но я получил кое-какое образование. Я много работал и учился в местном колледже. На стене у меня висели фотографии вашего отца, как у него на стене висел Ван Гог. И, окончив колледж, я отправился прямо в Нью-Йорк.
Он пожал плечами и улыбнулся ей обезоруживавшей улыбкой.
– Остальное вам известно.
– А ваша бабушка?
– Она умерла за месяц до моего окончания колледжа. А мать четырьмя годами раньше. Однажды вечером ее подобрали на обочине дороги с кровотечением изо рта. Ее печень развалилась на куски. Я вручил ключи от фермы старому Ною и сказал ему, что он может считать ферму своей. Больше я там никогда не был. – Он посмотрел на Шэннон и просто добавил: – И никогда туда не поеду.
– Бедный Джейкей, – тихо проговорила она. – Бедный одинокий мальчик. У меня такое ощущение, что вы о чем-то мне не сказали. О чем-то очень важном.
– Возможно, вы правы, – холодно отвечал он. – Но мы здесь, чтобы говорить о вас.
Его голос внезапно стал каким-то отчужденным. Она подумала, что он, может быть, жалеет о своей неожиданной исповеди, и быстро сменила тему разговора. Она рассказала ему о коттедже в Нантакете и о своем желании уехать туда.
– Вы уверены в том, что вам там будет хорошо одной?
– Я не уверена, что мне вообще когда-нибудь снова будет хорошо, – с горечью ответила она. – Джейкей, я убеждена в том, что отец не покончил с собой. Он никогда не сделал бы этого в день моего рождения. Он не мог причинить мне такое горе. И никогда не оставил бы меня необеспеченной. Папа любил жизнь. Однажды он сделал себе состояние и мог бы сделать его снова. Вы же знаете, он не страдал манией величия, как о нем писали газеты.
– Послушайте, Шэннон, – заговорил Джейкей, – у вашего отца были большие неприятности. Он был гордым человеком. Фиаско могло оказаться слишком тяжелым ударом для такого, как он. Кроме того, кому дано знать чужие мысли? Вы думаете, что хорошо знаете человека, но вдруг он совершает такой поступок, который для вас является полной неожиданностью. Может быть, он никогда раньше не открывал вам другую, более темную сторону своей личности. Шэннон, вам не следует думать о том, как и почему это случилось. Вы должны думать о себе, о своем будущем. И вы знаете, что если я смогу вам хоть чем-нибудь помочь, я это сделаю.
Джейкей отвез Шэннон домой. В дороге они хранили молчание, полное дружеского взаимопонимания. Да, он был прав. Завтра она оставит свое прошлое и начнет новую жизнь.
10
– Я плыла на пароме в Нантакет, – рассказывала Шэннон. – Опершись на перила, не отрывая глаз от серых волн, я думала об отце. И неожиданно поняла, что, убеждая себя и других в невозможности его самоубийства, я ни разу не задумалась над тем, кто же его убил. Кто-то выстрелил в него в упор и положил револьвер рядом так, словно он выпал из его руки. Кто-то убил моего отца. С этого момента я загорелась одним желанием – узнать, кто это сделал.
Шэннон машинально погладила догов, устроившихся теперь под столом у ее ног.
– Господи, как я не подумала об этом раньше? – почти шепотом проговорила она. – Видно, просто не было сил. Уж слишком все это было ужасно, слишком чудовищно. Я была так потрясена, что даже не помню, как доехала до коттеджа Си-Мисте, однако там я почувствовала себя как дома и немного успокоилась.
Это был маленький, опрятный коттедж под черепичной крышей, напоминавший кукольный домик. Над его игрушечным крыльцом красовалась дата – 1790. Небольшой запущенный сад пестрел розами и настурциями. Рядом, справа, скрытый разросшимся кустарником, стоял большой белый дом с верандой по всему верхнему этажу. Он выглядел давно заброшенным.
Осматривать его она не стала. Она распаковала свой компьютер и, пробежав пальцами по клавиатуре, набрала слово «ПОДОЗРЕВАЕМЫЕ». Потом вспомнила: она где-то читала, что большинство убийств совершается из ревности и что полицейские прежде всего ищут убийцу среди близких людей, и под словом «Подозреваемые» написала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156