Замерший у двери гостиной Финн, закрыв глаза, воображал, что она пела для него.
Потом пришла очередь Сил. Ей в виде исключения позволили не ложиться спать, хотя за обеденным столом ее не было, так как мать сочла неуместным присутствие девятилетнего ребенка среди взрослых гостей.
«Из детей достаточно и одной Лилли», – твердо сказала она.
Сил взобралась на стул перед пианино, в быстром темпе исполнила сонату Шопена для фортепиано и торопливо слезла со стула под веселые аплодисменты.
– Лилли, – прошептала она так громко, что ее услышал Роберт, – что это за мужчина, которому ты строишь глазки?
Роберт повернулся к Сил, и она ответила на его взгляд обаятельной улыбкой.
– Я думаю, что это молодой симпатичный лакей, – проговорил он.
Потом, когда лицо оскорбленной Лилли запылало краской, он рассмеялся, а она повернулась и убежала, как всегда увлекая за собой Сил.
Вслед за ними поспешил Финн, но Сил обернулась и погрозила ему пальцем.
– Нет, Финн, – прошептала она. – Не здесь. Тебе нельзя.
Он отступил. Даже маленькая Сил понимала это. Разумеется, он не мог приблизиться к Лилли. Он был мальчишкой Пэдди О'Киффи и должен был знать свое место.
18
В предвкушении своего семнадцатого дня рождения Лилли все больше времени проводила в Дублине, вместе с матерью и Сил покупая на Крэфтон-стрит шелковые чулки, атласные комнатные туфли и длинные белые лайковые перчатки – все необходимое для ее первого выхода в свет – в Дублине и в Лондоне.
Миссис Симс, известный модельер в Дублине, шила для нее парадное платье и с полдюжины других платьев – кремовых, лимонных, розовых, голубых и ярко-зеленых. Выходное платье было белого цвета с плотно прилегающим атласным корсажем и широкой юбкой, легкое, воздушное, как платье невесты.
Мать спешно отправила Лилли в Лондон, где та должна была позировать для своего портрета и участвовать в званых чаепитиях. Когда Лилли вернулась в Арднаварнху, Большой Дом был битком набит гостями и гудел, как улей. И еще были долгие верховые прогулки с Финном по лесу или берегу моря.
– Вы когда-нибудь скучали обо мне, когда были там, в большом городе? – однажды угрюмо спросил он Лилли.
По правде говоря, она не скучала по нему ни в Лондоне, ни в Дублине. Слишком уж была занята. И, кроме того, Финн был частью ее жизни в Арднаварнхе, а не в городе. Она боялась задеть своим ответом его самолюбие.
– Ну, разумеется, я иногда думала о тебе, – ответила она после затянувшегося молчания. – Но, право же, у меня там было так много дел – покупки, примерки платьев, ленчи и званые чаи… Тебе, наверное, этого не понять.
– Это точно, – с горечью отозвался Финн, – я же ни разу не был в городе. Так и завяз здесь, в Арднаварнхе.
– Иногда меня тянуло сюда, – призналась она, – когда бывало слишком уж много поздних приемов и приходилось слишком много улыбаться и поддерживать чересчур долгие разговоры. О, и эти списки, Финн, списки людей, обсуждения, кого можно пригласить, и кого нет…
– Например, меня.
Она раздраженно взглянула на Финна.
– Я ничего не могу с этим поделать. Но это не мешает нам оставаться друзьями.
– Ну, да. Когда вы вспомните о моем существовании. С этими словами Финн одним махом вскочил на свою лошадь.
– Ах, ты никогда не поймешь! – воскликнула она.
– Вы тоже, – отозвался он и пустил лошадь в галоп, оставив Лилли в растерянности смотреть вслед удалявшемуся всаднику.
День рождения Лилли пришелся на канун приема у лорда-наместника, означавшего открытие светского лондонского сезона, и ее родители дали большой торжественный бал в своем доме на Фицуильям-сквер.
Горничная матери зашнуровала на Лилли тугой корсет, поверх которого, стараясь не испортить прическу, осторожно надела кремовое платье и расправила изящный золотой шнур на богатой атласной юбке.
Лилли стояла перед высоким зеркалом, а леди Молино, глядя на нее, чуть печально улыбалась: ее сорванец-дочка Лилли неожиданно преобразилась во взрослую девушку.
Она наклонилась, чтобы поцеловать дочь.
– Сегодня у тебя прекрасный день, дорогая. Выход девушки в свет навсегда остается в ее памяти. Это начало совершенно новой жизни, когда все еще впереди, а детство ушло в прошлое. Радуйся всему этому, Лилли, а следующим большим событием будет твоя свадьба.
Сил села на кровать Лилли, любуясь сестрой. На ней было платье из шуршащей голубой тафты, под цвет ее глаз, с широким бархатным кушаком, а на ногах, в тон платью, голубые атласные туфельки.
Лорд Молино ожидал их в гостиной, рядом с ним стоял Уильям. Он с радостью уклонился бы от этого торжества, но все ждали его участия в светской жизни города не меньше, чем светского дебюта его сестры.
Лорд Молино гордо улыбнулся, увидев вошедших в гостиную дочерей. Лилли, высоко подняв голову, царственно прошла по комнате и остановилась перед отцом. Он, молча, смотрел на нее, вспоминая ее черноволосым, голубоглазым младенцем, потом взлохмаченным ползунком, затем бесстрашной всадницей на ее первом пони и, наконец, уже девочкой-подростком с мальчишескими повадками. А теперь его дорогой девочке было уже семнадцать лет, и красота ее была в полном расцвете.
Из танцевального зала доносилась музыка, и он протянул дочери руку.
– Могу я иметь удовольствие танцевать с вами этот танец, мисс Лилли? – церемонно спросил он дочь.
Подобрав свой увитый золотым шнуром трен, Лилли улыбнулась, глядя в глаза отцу.
– Я буду счастлива, сэр, – ответила она.
Он заключил дочь в свои объятия и закружил в вальсе, кругами приближаясь к гостиной.
– Я покусился на твой первый танец потому, что у меня не будет никаких шансов даже приблизиться к тебе после того, как съедутся гости, – заметил он, когда смолкла музыка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156