Там повсюду были птичьи клетки. Тысячи клеток. В буквальном смысле тысячи. Одни были подвешены к веткам деревьев в саду или к высоким серебристым шестам, словно уличные фонари. Другие высились на мраморных пьедесталах или низких ступенях. Самые маленькие из них были настолько крохотными, что я могла сжать их в ладони. Самые большие были размером с целый павильон. Некоторые были сделаны из серебряной или золотой проволоки, другие – из побегов бамбука, покрытых светлым или темным лаком. И в каждой клетке на насестах сидели птички, вяло выводя трели.
Небольшая их часть были редкими птахами с роскошным цветным оперением. Остальные же выглядели совершенно обычно, такие птицы вполне могли жить в долине реки, но там их не было.
– Так вот куда они все девались, – прошептала я. – Помните, мы еще удивлялись, что в Иворечье совсем нет птиц.
Ирма кивнула.
– Странное местечко, – добавила она.
Дворцовый сад был огромен и ошеломляюще красив. Цветущие абрикосовые деревья изящно склонялись над прозрачными змеящимися ручейками. Среди камней, словно разложенных рукой умелого ландшафтного дизайнера, возвышались величественные кипарисы. Тысячи радующих глаз цветов и кустарников наполняли воздух благоуханием и яркими цветами и привлекали пестрокрылых бабочек.
Вокруг сада не было ни стен, ни стражи. Жестокой императрице это было не нужно. Ее слуги были повсюду и обладали таким тонким чутьем, что могли дать сто очков вперед любому охраннику-человеку.
Мы увидели юношу, склонившегося перед кустом шиповника и осторожно удалявшего все цветы, у которых появились хоть малейшие признаки увядания, все веточки, которые хоть на миллиметр выбивались из заданной формы. «Чик-чик, чик-чик», – щелкали его аккуратные ножницы. Руки юноши были исчерчены царапинами от острых шипов, будто на него напал разъяренный кот.
– Простите, – вымолвила я.
Он поднял удивленный взгляд. А потом снова торопливо вернулся к своему занятию.
– Я должен работать, – сказал он. – На разговоры нет времени.
– Но если бы вы могли только сказать мне…
– Нет времени, – повторил он, подрезая ветки. Мама Лю слегка наклонила голову.
– Юный Хан, это ты?
Юноша на пару секунд прекратил щелкать ножницами.
– Да, Мама Лю, – неохотно ответил он.
– Что ты тут делаешь? Уродуешь руки, возясь в саду, когда должен сидеть с кистью и красками? – Мама Лю стояла, уперев кулаки в бока, и больше всего напоминала заботливую мать, журившую любимое чадо. – Он ведь рисует такие чудесные картины, – сказала она нам. – Закаты и вишневые ветви, сосны на склонах гор… Прекрасно!
– Я выполняю поручение императрицы, – жестко заявил Хан и снова набросился на шиповник. – Идите домой, Мама Лю.
– А я и пойду, – сказала старушка, – вот только сначала доведу до конца то, ради чего пришла.
Юноша метнул в нее полный страха взгляд.
– Прошу вас, Мама Лю… просто ступайте домой. Старушка вздохнула.
– Скажи хотя бы, где мне найти мою внучку.
– В персиковой роще, – ответил он. – Южнее Заснеженного моста.
Мы оставили его продолжать подрезку и направились в южную часть сада. Воздух был наполнен свистом, пощелкиванием и трелями заключенных в клетки птиц. Обычно считается, что пение птиц поднимает настроение, но здесь все было по-другому.
Немного дальше по тропе нам попался мальчик с полной корзиной зерна, кормивший одну из птиц. Он приманивал ее, подражая птичьему чириканью, и стучал ногтем по прутьям клетки, однако ласточка не проявляла к зернам никакого интереса.
– А ну, ешь, – нахмурил брови мальчик. – Ешь давай, а то заболеешь.
Ласточка выглядела так, будто она уже больна. Крылья сложены, головка склонена, птичка сидела не двигаясь.
– Она не любит семена, – мягко объяснила мальчику Вилл. – Ласточки предпочитают мошек, червячков и все в этом роде.
При виде нас мальчик от изумления разинул рот, он быстро огляделся по сторонам.
– Я знаю, – сказал он. – Но это запрещено. Есть слуг Ее Величества плохо. – Он громче застучал по прутьям клетки и сказал: – Злая птица.
Злая, злая птица. – Но мне показалось, что на самом деле он очень любит эту «злую» птицу.
– Зачем тут все эти клетки? – спросила Ирма. – Не понимаю, к чему кому-то держать так много птиц. Неужели не надоедает слушать этот гвалт?
– Я вам скажу. – Мальчик перестал стучать по прутьям и теперь пытался привлечь внимание ласточки семечком подсолнуха. – Птицы должны быть заперты, иначе они убьют и съедят маленьких слуг императрицы.
Он имел в виду насекомых. Только тут я сообразила, что в клетках содержались лишь те птицы, которые питаются насекомыми.
– Если вы будете кормить их одними зернами, они будут голодать и могут умереть, – сказала Вилл. – Ты об этом знаешь?
Лицо мальчика вытянулось и сделалось несчастным.
– Они должны научиться, – возразил он. – Может, если я смогу научить птиц есть семена, Ее Величество отпустит их. Ведь тогда они больше не будут злыми, правда?
Ему самому так хотелось в это поверить. Неразрешимость задачи, которую он поставил перед собой, заставила мое сердце сжаться.
– Может, ты и прав, – сказала я мальчику, прекрасно зная, что это не так.
Заснеженный мост был густо окружен вишневыми и тюльпанновыми деревьями. Лепестки их цветов медленно опускались на него, будто снежинки.
– Красотища, – промурлыкала Ирма, когда мы проходили по мостику.
За ним начиналась персиковая роща, куда мы и направлялись. Вокруг аккуратно разложенных кучками фруктов, сердито жужжа, кружились крупные желто-черные осы. Множество людей сосредоточено работали, наклоняя стволы деревьев и собирая с них плоды для ненасытных насекомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19