- Я не думаю, что приватизация лучше коллективизации и наоборот - это как два крайних положения маятника человечества, между которыми оно мечется.
- А что же делать?
- Если бы я знал, меня бы давно распяли, - горько усмехнулся он.
- Знаешь, Перчик, когда я тебя в первый раз увидела, было такое ощущение, что ты только что с креста... - призналась Алевтина. - Особенно, по глазам ощущалось: такие они были одинокие...
- Поэтому ты и ждешь от меня ответа?
- От кого же мне еще его ждать? - вздохнула Алевтина.
- До сих пор все ответы были у тебя, - улыбнулся Перец.
- Теперь твоя очередь.
- А у меня нет ответов, - развел руками Перец. - И я никогда не доверял тем, у кого они всегда под рукой... Я не знаю, я просто чувствую, что не будет у нас покоя, пока хоть какая-нибудь собственность останется у человека, кроме себя самого. Каждый принадлежит себе и только себе, а все остальное - всем и каждому.
- Но разве такое возможно? - удивилась Алевтина.
- Не знаю, - пожал плечами Перец. - Наверное, нет. Во всяком случае, человеческая история за исключением того первобытного состояния, о котором никто ничего доподлинно не знает, не явила нам такого примера. Однако история, слава богу, еще не кончилась. Хотя признаки конца уже ощущаются...
- Не пугай меня! - махнула на него рукой Алевтина.
Тут подскочил разгоряченный Стоян, переполненный решимостью и гормонами, и возопил:
- Что это вы тут такие серьезные, ребята? - и, ухватив Алевтину за руку, увлек ее в танцующую под орущий телевизор толпу.
Потом они еще пили, ели и танцевали. Телевизор выключился далеко за полночь. И до постели они добрались, не вполне себя разумея и контролируя. И вот теперь, надо понимать, тревожное похмелье.
"Пить меньше надо! - сурово напомнила себе Алевтина. - Особенно, если о детях думаешь!.."
На улице светало. В горле пересохло. Но голова почему-то не болела, просто, немного напоминала воздушный шарик, болтающийся на ниточке.
Собаки перебрехивались уже активно. Да и петухи свое дело знали.
"Черт знает что! - подумала Алевтина. - Не научный городок, а деревня какая-то! Поразвели тут!.."
Зашевелился Перец. Алевтина повернулась к нему. Он открыл глаза и улыбнулся ей.
- Знаешь, Перчик, - засмущалась вдруг она. - Я хочу, чтобы у нас были дети... Ты не возражаешь?
"А что, - подумал Перец, - может быть, дети - как раз то, что мне нужно? Только не что, а кто... Пусть меняются Порядки - и старые, и новые, пусть Лес сходит с ума, а человечество, как в зеркале, теряет разум - дети это святое! Дети - то, что (нет - кто!) остается после нас, вместо нас. Это мы, шагнувшие в бессмертие. Пусть не как гиноиды, но и мы бессмертны!..
- Ты что молчишь? - напомнила о себе Алевтина. - Не хочешь?
В ее голосе слышались слезы, что для Алевтины, всегда уверенной в себе, было необычно.
- Ну, что ты, что ты, - забормотал Перец ласковым голосом и погладил ее ладонью по щеке. - Конечно, хочу! Мне кажется, что я всю жизнь только и мечтал о детях! Не понимаю, почему до сих пор их у меня не было?
- А потому что у тебя не было меня, - серьезно объяснила Алевтина.
"Или потому, что пьяный мерзавец зарезал Эсфирь, - подумал Перец, - и жизнь кончилась."
Потом он посмотрел на Алевтину. Она была красива и совсем не похожа на дневную Алевтину - строгую, всезнающую, решительную. Наверное, днем в ней это милое существо спало, а просыпался Профессиональный Администратор, знающий, что такое Порядок и как его соблюдать. Той, дневной Алевтины, он до сих пор побаивался, ощущая свою административную неполноценность. Хотя, конечно, уже пообвыкся-пообтерся и почувствовал вкус власти...
А эта - ночная, утренняя Алевтина была чем-то похожа на Эсфирь: то ли выражением глаз, то ли звуком дыхания - чем-то неуловимым и, наверное, неназываемым, что ощущалось в любимой им женской прозе ханьского периода. Именно поиском и выражением этого Невыразимого оная проза и занималась, а то, что было вне, ее мало интересовало. Точнее, совсем не интересовало.
Перец поцеловал Алевтину в губы. Это ее удивило. Он почти никогда сам не начинал ласки, предоставляя инициативу ей, как бы предоставляя себя в ее распоряжение. В этом, конечно, было нечто возбуждающее, но было и обидное. Не очень обидное, потому что он был ласков и нежен, но было, было... И вдруг - сам!.. У нее даже слезы на глаза навернулись. Она ответила на поцелуй. Хорошо ответила. Но потом подумала, что нет, она так не хочет: в спешке, когда вот-вот зазвенит будильник, и надо будет вскакивать и бежать на работу, потому что без них там все остановится, хотя непонятно, кому нужно, чтобы оно куда-то двигалось - Порядок такой... И опять же - во рту пересохло и кефиром этим поганым прет... К тому же, алкоголь вреден при зачатии - надо сначала очистить организм...
Алевтина еще раз поцеловала Переца, но уже иначе - легко и отстраняюще, и резко встала с кровати.
Тут же затрезвонил будильник.
- Извини, - объяснила она. - Он бы нам помешал... Вставайте, граф, вас ждут великие дела!
- Эх! - выдохнул Перец напряжение и тут же озаботился: - И верно хотел сегодня заняться, наконец, этой проклятущей лужей!.. Ну, до чего мерзкое зрелище и обонялище! - Спустил он ноги на пол. - Надо камнями засыпать и заасфальтировать, чтобы и следа не осталось!
- Говорят, раньше там было красивое озеро, - заметила Алевтина, расчесывая перед зеркалом густые белокурые волосы, красиво прогибаясь в талии. - Если родники со дна бьют, камни не помогут. Вода - она везде пробьется... Уже пробовали осушать - откачивали, увозили на ассенизаторской машине. Все равно не помогло.
"А у Эсфири были короткие черные волосы и длинная лебединая шея, вспомнил Перец, - и бедра поуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97