"Никудышная, наверное, я подруга, - подумала она. - И с полулюдками вожусь, и с мертвяками, и с чужаками... Но ведь мир не ограничивается Лесом..."
В эту ночь она спала крепко и долго.
А Кулак, подремывая, опершись на дубину, провел ночь возле спящего на лежанке у Врача Колченога.
А Перец, вообще, не спал. Он лежал в гамаке, который ему повесили на улице, устремив взгляд в густые кроны деревьев, полностью закрывшие небо.
"Вот он, Лес, - думал Перец. - И я в нем. Совсем недавно это было немыслимо. И я не понимал, почему... Теперь понимаю, но меня-то не пускали в Лес совсем не поэтому, а потому что Порядок не велел. А почему не велел никто не знает. Но ведь и хорошо, что не пускали - пустили бы, и я погиб бы без защиты... Значит, что-то в этом Порядке было разумное?.. Или я теперь пытаюсь придать ему разумность? Все-таки жил при нем, подчинялся ему... Страшно ведь признаться себе, что жил в безумии и подчинялся безумию!.. Унизительно... Настолько унизительно, что попробовав жить по-своему, нового безумия не стерпел... А толку-то? Чистая совесть?.. Хорошо, если бы так, да только... Алевтину-то оставил Тузику... Вообще, всех оставил Тузику. Но они сами захотели!.. Не смог объяснить... А возможно ли объяснить?.. Инстинкты глухи к словам... Наверное, я рвался в Лес, потому что подспудно чувствовал, что мне среди людей, среди нормальных людей, не место. И мне казалось, что где-то на планете мне должно найтись местечко... Но ведь и в Лесу происходит то, что мне кажется безумием, то, что никак не укладывается в рамки моей морали. Значит, и здесь я чужой. То же мне открытие!.. И почему Лес должен следовать моей морали? Мораль - это то, что человек придумал для собственного удобства. В природе ее не существует. Поэтому Лес вне морали. Мать-Природа вне морали, по ту сторону добра и зла. У них свои гомеостатические резоны, которые в глобальном смысле могут быть весьма разумны. Только этот смысл ускользает от меня, потому что его суть в том, что я должен быть уничтожен. Мой инстинкт самосохранения вопиет, что это безумие. И он, по-своему, прав, как прав инстинкт самосохранения Леса и Матери-Природы. Однако опыт подсказывает, что крайние меры редко оказываются оптимальными. Всегда существует "золотая середина", которая находит компромисс между всеми правдами. И у нас с Кандидом единственный выход - стать рыцарями золотой середины... Но сможем ли? А другого пути у нас нет".
Кандид спал на своей лежанке-мертвяке. Рядом с ним притулилась Лава. Он ничего не мог с ней поделать - она приходила, когда он крепко спал, ложилась, и он обнимал ее. Его тело обнимало ее, потому что телу было приятно. Оно уже стало привыкать к его юному теплу. А разум начинал возмущаться только утром, но с каждым утром возмущение становилось все менее активным и все более формальным, и Нава с Лавой только хитро хихикали в ответ и обнимали его с двух сторон, и вели к озерку для утреннего омовения, и резвились вокруг него, как дети. Собственно, они и были дети.
Но в это утро на озеро они сбегать не успели, потому что начал просыпаться Колченог, и Кулак громогласно возвестил об этом всей деревне.
- Просыпается, шерсть на носу! - вопил он. - Колченог просыпается!.. Сейчас узнаем, что с ним сделали! - и гулко колотил дубиной по дереву.
Волей-неволей все поднялись и, проклиная Кулака, двинулись к месту операции. Все же, всем было любопытно.
А Колченог и, правда, вертел головой по сторонам, но не дергался, ожидая, когда вокруг него соберется вся деревня. Не каждый день доводится оказаться в центре внимания.
- Ну! - многозначительно произнес Кулак, глядя на Переца.
- Что "ну"? - пожал плечами Перец. - Не я врач.
- Твой мертвяк, ты с него и спрашивай, - отрезал Кулак. - С мертвяками я еще не разговаривал.
В это время ожили манипуляторы Врача и отстегнули ремни.
- Пациент может встать, - сказал Врач уже на лесном языке. За ночь Переводчик снабдил его нужной для этого информацией.
- Ишь ты! По-нашему забалакал, - удивился Кулак. - Эй, Колченог, подымайся, тебе сказали! Развалился тут, как шиш на плеши!..
Тут лежанка переломилась пополам и стала медленно, поднимаясь одной половиной, превращаться в кресло. Колченог оказался в сидячем положении. Выглядел он очень торжественно, но и немного испуганно. Действительно, еще неизвестно, что с ним сотворил этот мертвяк. Боли, правда, он никакой не чувствовал. Ни во время операции, ни сейчас. Колченог со страхом решился, наконец, посмотреть на свою ногу и не узнал ее. Нечто узловатое, перекрученное и изогнутое превратилось в ровную гладкую ногу, которую он видел давным-давно в юности да уж и забыл, когда видел. Колченог сначала побледнел, потом покраснел, потом растерянно огляделся по сторонам, толком никого не разглядев.
- Ну, давай-давай, старый пень, слезай! - поторопил его Кулак. - Че головешкой-то крутишь, как мертвяк? Народ ждет...
Колченог глубоко вздохнул и потянулся к костылям, прислоненным сбоку от лежанки.
- Не нужны тебе, Колченог, костыли, - твердо сказала Нава. - Вставай и иди!
Колченог испуганно посмотрел на нее, но подчинился - осторожно сполз ногами вперед с кресла-лежанки и встал на землю, не отпуская опоры.
- Иди! - сказала Нава приказным тоном.
Колченог послушно сделал шаг, еще один, покачнулся, удержался в равновесии - все-таки отвык ходить на нормальных ногах.
- Скороход ты наш, шерсть на носу! - восторженно воскликнул Кулак, вызвав общий смех. - Получилось! Вот же, бродило в рыло, получилось!.. Не обманул Перец... Лады! Пусть живут! Такие мертвяки нам не помешают. Глядишь, еще какая польза от них обнаружится. А, Перец?
- Уверен, что обнаружится, - кивнул, улыбнувшись Перец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97