Клоун Карандаш как-то сказал о своем искусстве: "Моя шутка
заключается в том, что я сначала анализирую, а потом реализую. Вот и
получается аналитический реализм". Шутка остается шуткой, но в ней много
смысла.
В какие бы ситуации ни попадал Карандаш, он никогда не вызывает чувства
жалости, сочувствия. Он рассчитывает только на смех зрителей. Почему это
так? Видимо, неслучайно. Карандаш смеется и смешит зрителя. Даже в тех
номерах, которые рассказывают о красоте и гармонии. Разбита статуя, но
смеется сам клоун и заставляет смеяться зрителей. Разумеется, можно было
бы все повернуть иначе, сделать финал совсем другим. Но в 40-х годах,
когда был создан этот номер, время для иного поворота еще не пришло.
У Леонида Енгибарова тоже был номер о красоте и гармонии, о бережном
отношении к искусству. Назывался он "Скрипка", но решение его совсем иное.
Безвозвратно погибает что-то прекрасное, и для клоуна - это драма. Его
скорбь не вызывает смеха зрительного зала. Печаль клоуна заставляет
задуматься зрителей. Но это были уже 60-е годы, когда в клоунаде появились
краски трагикомедии.
Итак, почему же Карандаш обошелся без печали, без трагикомических
поворотов? С одной стороны, как уже говорилось, его характер был адекватен
своему времени: ритму строек, трудовых побед, молодости страны. Но, с
другой стороны, расцвет творчества Карандаша пал на предвоенные годы,
когда предчувствие войны уже носилось в воздухе, на период войны и самые
тяжелые послевоенные годы. И тут вступало в силу другое: когда гибнут
тысячи людей, когда идет война, искусство, как правило, старается
сохранить в людях оптимизм.
Как много комедий появлялось в те годы: "Трактористы", "Истребители",
"Антон Иванович сердится", "Беспокойное хозяйство", "Актриса", "Близнецы",
"Воздушный извозчик", "В шесть часов вечера после войны", "Весна"! Масса
комедий. Причем, большинство из них о войне. Но разве они были правдой о
войне, о жизни в те годы? Сегодня мы можем сказать, что это были очень
далекие от истины вещи. Но тогда иначе и не могло быть. Слишком много
трагедий и жестокости происходило в жизни, чтобы они становились и темой
произведений искусства. Искусство как бы давало людям возможность немного
отвлечься, отдохнуть, немного иллюзий и надежды, что все будет хорошо.
Драмы, порожденные войной, продолжались и после ее окончания. Поэтому
на экране продолжали появляться такие фильмы, как "Весна". И только тогда,
когда жизнь войдет в мирную колею, станет действительно светлее, в
искусстве начнется глубокое осмысление происшедшего. Тогда уже появятся
совсем другие произведения: "Летят журавли", "Баллада о солдате", "Судьба
человека", "Председатель" и многие другие.
Можно заметить, что во время войны и в первые послевоенные годы
остаются популярными все те же актеры, те же лица и голоса, которые были
популярными перед началом войны, так же как сохраняется мода на прически и
платья. Ну, а если это так, то в моде должен быть и тот же клоун. Вот
почему на протяжении двух десятков лет никто не оспаривал пальму
первенства у Карандаша.
Так уж построена человеческая психология, что во время войны люди
вспоминают о добром старом мирном времени, хотя оно, видимо, не было таким
добрым и мирным, если война все-таки могла начаться. Но люди живут
прежними надеждами, даже более обостроенными, более мечтательными. Это
происходит и некоторое время после нее. Люди еще не успели, не смогли
осмыслить, что произошло, и мир уже никогда не будет прежним, так как
произошла трагедия, и человечество обязано эту трагедию осмыслить. И
вместе с этим осмысливанием неичбежно должна измениться нравственность.
Если драма или трагедия касается только одного человека, одной
личности, то, естественно, меняется только сам человек. Но такое
потрясение, как вторая мировая война, коснулось всего человечества и
должно было изменить нравственность в масштабе планеты. Взрыв в искусстве
наступил несколько лет спустя, когда оно после попыток осмыслить трагедию
войны прежними схемами, ритмами, сюжетами убедилось, что попытки эти
бесполезны, что чудовищная реальность требует совсем иных сочетаний - в
красках, в музыке, в словах.
- Я клоун, и это мое естественное состояние, - говорит Карандяш. -
Вопрос, кем бы я стал, если бы пришлось начинать все сначала, мне не
приходит в голову. И мне не кажется ни странным, ни удивительным, что я
клоун. Скорее странным выглядит тот интерес, который вызывает клоун вне
арены, как будто люди хотят убедиться, что в жизни у меня все не так, как
у других людей. И мне не раз рассказывали мою биографию такой, какой она
никогда не была и не могла быть...
Собственная слава кажется Карандашу бесспорной, и у него самого не
вызывает вопроса его столь долгая популярность, как не кажутся ему
конкурентами молодые клоуны, которые популярны теперь. Может быть, он и не
заметил, что сегодня слава клоунов уже стала совсем иной. Если раньше он,
Карандаш, был клоуном для всех, то теперь у каждого клоуна есть свои
зрители. Можно сказать иначе: теперь каждый зритель выбирает себе клоуна,
который наиболее близок ему своими манерами, стилем, образом, и отдает
этому клоуну свои симпатии. Ничего удивительного в этом нет: время теперь
многоинформационно, многосюжетно, многослойно, и его уже не может выразить
один актер или один клоун. Конечно, сейчас актеру, тем более эстрадному
или цирковому, трудно долго выдерживать ритм времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18