То есть она шла на любой эксперимент и практически без подготовки и оговора склонялась к греху в любом месте: на природе у реки, за кустиками, в парке на скамейке, в вонючей общаге, в парадном, на хате… Мы тешились с ней неимоверно: я постигал таким образом гинекологию и сексопатологию, а она откровенно и без затей, без мудрствования лукавого получала «маленькие удовольствия». Молодость даже в самом великом половом грехе остается в физиологическом плане безгрешной. Мне повезло очень рано. Почти с пеленок, наслаждаясь материнской грудью, я постиг призыв Бога: «Плодитесь, размножайтесь!» К совершеннолетию тот призыв стал доминировать в сознании, но иное мне тогда было и не к чему. Большую часть суток все, что должно стоять, у меня так себя и вело. Частенько было неловко от таких непроизвольных реакций, возникавших даже на пепельницу. Причем, если в ней было много окурков, то и эффект выявлялся более выраженным. А все из-за искаженных ассоциаций: обилие пепла моделировало ералаш мыслей в женской голове! Если те окурки тлели, то и мои реакции несколько успокаивались, подвигая к спокойной постельной работе. Но искрометные «идейки» возбуждали Везувий: яйца переплавлялись в яичницу, а генетический материал фонтанировал в заданном направлении. Все эти страсти с воодушевлением разделяла со мной экспансивная корабелочка…
Полагаю, что и ножка сохнуть в преклонном возрасте у нее начала только от переусердствования в молодости – попробуй-ка «раскидываться» в любом месте, по резкой команде, без предварительных упражнений «на растяжку» и без точечного массажа. У студентки был только один недостаток: она громко, дурным голосом кричала в заключительной фазе оргазма. Если дело происходило в общественном месте, то просыпалось все студенчество – общага вставала на дыбы от возмущения. Коитус в парке сильно озадачивал и пугал милиционеров, вызвал бурю на озере или в петляющих притоках Невы. Короче говоря, с нею всегда был связан и риск экологического взрыва, калеченье толпы, ущемление чьих-то глубоко интимных или широко-общественных интересов. С этого момента прозрения, я стал лучше относиться к нашей фондовской Акульке, увидев в ней наконец-то и кое-что человеческое, а не только экстравагантно-шпионское. Видимо, через свое врачебное милосердие я окончательно постиг женскую душу и простил нашу корабельную Мата-Хари!..
Однако, как существо всеядное, привыкшее «брать быка за рога», я, естественно, обратил внимание на директора ФОМГ. Это был специалист по прикладной математике: что-то в его облике убеждало, что с раннего детства мальчика многократно прикладывали к холодной стене. А вот теперь он и сам научился «прикладываться» – только к бутылке и глупости. Но в чем-то он был похож и на того быка (по интеллекту, вестимо), которого я собирался «брать за рога». Наверное, и функции свои в фонде он понимал только как бык, ожидающий зычного окрика своего пастуха. Его прикладная математика никак не прикладывалась к медицине, ибо не было у «хозяина» знаний по этой сложной науке. Но назначил-то его на «великий пост» покровитель, взирающий на мир нашего города с таких высот, что голова закружится.
Меня современная региональная власть развлекала, в чем-то эпатировала, позволяла конструировать массу догадок и предположений. Кто-то с самоуверенным восторгом заявлял, что наш директор вовсю тратил деньги фонда на предвыборную компанию «покровителя». Другие трепались, что он оплачивает коллективные пьянки за счет фонда. Но были мнения и чистейших прагматиков, спокойно заявлявших, что директор «крутит деньги» здравоохранения в банке, получая с того прекрасные проценты себе «на карман»… Последняя версия была весьма увлекательна, но она еще не дошла до прокуратуры…
Мы с Олегом еще выпили по стакану смеси джина с тоником, произнеся тост за «всевидящее око» и «карающий меч». Фантазия как-то лучше и бойчее потекла и забулькала – в желудке, в голове, в кровяном русле. Сам собой возник повод для обсуждения некоторых частностей и деталей обрыдлой жизни.
– Саша, ты же специалист по психологии личности, – начал Олежек издалека, – ты разъясни мне генезис этой «бодучей паскуды».
Разговор уже шел как бы по формуле: «Ты меня уважаешь?!» И я не мог, не имел право, уклониться от столь душевного подхода к вообщем-то плевой, бросовой теме. Все говно в ней лежало на поверхности: одна фамилия директора «Шкуряк» о многом говорила. А если сюда же добавить, что приперся этот тип из провинции – из под Волгограда, кажется оттуда, где немцы в свое время потоптали многих беглых и коренных крестьянок, – то «генезис» его поступков обозначался очень рельефно и однозначно. Из-за плеча этого провинциального дуролома выпрастывалась серость, укутанная в цветастую шаль самомнения… Моя память, приободренная алкоголем, вошла в пике и приземлилась с лихим разворотом – только не с таким, как это случилось на Украине. Мой взгляд зафиксировался прямо на нужной странице словаря Даля. «Шкуряк» хорошо компоновался с далевскими «Шуляк», что представляет собой сухой корж. Та еда подобна черствым блинам, поедаемым только с медом, да с маковым молоком, иначе они встанут поперек горла и вызовут рвоту. Отрава, а не пища, одним словом!..
Согласно Далю, в районах южной Белоруссии, да в Западной Украине «шуляками» так же называют коршунов-подворников или утятников (Falco milvus – латинское название). Речь идет о весьма вороватой и подлой птице, подлежащей уничтожению.
Мы с Олежеком опять тяпнули «по стакану», чтобы придавить кручину, но мой друг не удержался и почти зарыдал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189