..
Рано утром на одном из аэродромов между Медынью и Малоярославцем Карпенко встретил меня прямо на поле. Он был в шлемофоне, перчатки заткнуты за пояс, в левой руке распахнутый планшет. Крепко пожал руку. С минуту задумался и быстро заговорил:
- Ты вот что, товарищ майор, найди техника Фролова. Он покажет тебе "семерку". Это "Петляков-два". Ты уже летал на них?
- Всего несколько часов.
- Ничего, теперь часы быстро набирать будем...
И действительно, в тот же день мне пришлось сразу удвоить налет на этой машине.
Под крылом видны привычные штрихи московской планировки и подмосковного ландшафта. Лишь при снижениях, на виражах становилось заметно, как маскировочная раскраска исподволь начала затушевывать окраинные заводы, склады, кое-где железнодорожные станции и мосты, а в стокилометровой зоне поперек полей и садов, рассекая поселки и приусадебные участки, пролегли глубокие борозды свежевырытых окопов.
Стремительно побежали дни со своими бесконечными заботами, в которых раскрылось своеобразие поставленных перед группой задач. В двухсоткилометровой зоне из земли, бетона, дерева саперы возвели ложные цели: макеты заводов, складов, мостов, артиллерийских позиций - словом, самых разнообразных "военных объектов". За неделю ландшафт Подмосковья существенно изменился.
Это было в ночь на 11 июля 1941 года. Экипажи "Петляковых" должны были убедиться в эффективности ложных объектов.
В назначенный квадрат самолеты подошли поодиночке. Слева внизу ночной покров резко разорван сполохами пламени, отраженными черно-красными клубами плотного дыма. Это "поработал" первый эшелон нашей группы. Справа, вдоль опушки леса, навстречу набегает густое переплетение слабого света электрических ламп, отчетливо просматривающееся сверху как длинные ряды ярко освещенных цеховых окон.
И тут в наушниках раздается команда с аэродрома:
- Отбой!..
Утром разбор. Приехал полковник Н. А. Сбытов. Кроме летчиков, присутствуют представители штаба ПВО, зенитных и саперных частей.
- Результаты работы группы Карпенко можно признать удовлетворительными. Очевидно, мы в состоянии отвлечь от объектов столицы значительные силы фашистской авиации,- резюмирует командующий.
В ночь с 21 на 22 июля, ровно через месяц после начала войны, в час ночи нас подняли по тревоге. Экипажи занимают места в самолетах.
Откуда-то с запада сначала едва ощутимо, а потом все отчетливей слышится нарастающий гул моторов. Земля плотно прикрыта темнотой июльской ночи. Вверху поблескивают звезды. Вот мигнула одна, другая, и, вглядевшись до рези в глазах, с трудом различаю силуэты чужих самолетов. Но команды на взлет нет.
- Приготовиться! - наконец резко звучит в наушниках.
Поворотом ручки сбавляю громкость, как будто там, наверху, фашистские летчики могут услышать.
- Старт!
Вдогонку прошедшей волне вражеских самолетов поднимается рев моторов нашей авиагруппы. Взлетаем по одному, и через пятнадцать минут внизу замелькали еле видимые ниточки огней. На пульте вспыхивает красная лампочка, самолет чуть-чуть повело носом вверх: это пошли осветительные бомбы. Освободившись от них, энергично входим на высоту. Внизу заполыхало зарево пожара.
Минута, пять, семь... И вдруг пламя как бы разом набирает новую силу. К небу вздымаются высоченные языки, освещая утроившийся в размерах столб дыма.
- Клюнули! - сообщает штурман.
Наш "военный объект" теперь уже с усердием бомбят фашистские летчики.
А Москва лежит под щитом зенитного огня. Как ножницы, режут ночную тьму лучи прожекторов. Лишь изредка в той стороне видны вспышки взрывов. Основная сила первого удара, нацеленного фашистами на Москву, обрушилась мимо цели. Хотелось верить, что не увижу в столице той страшной картины разрушений и страданий, которая поразила меня месяц назад в Севастополе.
С каким волнением вглядывался я в привычные черты города несколько дней спустя, но ничего особенного не заметил. Палящее солнце наполняло улицы нестерпимой духотой, но с запада быстро надвигалась грозовая туча. Вот она уже охватила солнце, грянул гром, упали первые крупные капли дождя. Я бросился бегом к улице Горького. В прилегающих улицах можно было видеть разрушенные после ночных бомбардировок здания.
Из приоткрывшейся двери столовой возле площади Маяковского пахнуло запахом щей. Острый голод напомнил о себе. Я вошел. В голове длинной очереди, прямо у кассы, столпилось несколько младших лейтенантов. Они расступились, пригласив меня. Но тут из середины очереди раздался сердитый женский голос.
- Почему вы его пропускаете? Пусть в очередь встанет! Ишь, защитники... А еще летчиками зовутся. Отсиживаются где-то в сторонке, а немец Москву бомбит...
Я обернулся. Женщина лет сорока глядела на меня в упор. Бледное лицо ее покрылось лихорадочным румянцем. В сверкавших глазах не было гнева, была только боль.
Я опустил глаза. Что можно было ответить этой женщине? Ни я, ни она не знали тогда, что в конце концов наша авиация на московском стратегическом направлении в начале декабря 1941 года завоюет господство в воздухе. За время боев 1941-1942 годов на подступах к Москве и под Москвой она уничтожит 1300 немецких самолетов, что из 8000 вражеских самолетов, участвовавших в налетах на Москву, к городу прорвется менее трех процентов. И наша группа, отвлекавшая самолеты противника на ложные объекты, тоже явится частью сил, не пропустивших 97 из каждых 100 фашистских бомбардировщиков, несших на советскую столицу смертоносный груз.
...Голодный и продрогший вышел я из столовой. Дождь хлестал по мостовой. Порывистый ветер гнал на город все усиливающуюся грозу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69