Это он заметил вслух, за что и был выгнан из класса.
Теперь, через тридцать лет с гаком, он мысленно попросил прощения у старого священнослужителя.
– Ну и отвратительный у вас сегодня вид! – воскликнул Фацио, как только он появился в комиссариате. – Плохо себя чувствуете?
– Отстань, – был ответ Монтальбано. – Что-нибудь новое по поводу Гамбарделлы?
– Ничего. Сгинул. Я так соображаю, что мы найдем его в чистом поле, обгрызенного собаками.
– Что-то было, однако, в тоне бригадира, показавшееся Монтальбано подозрительным, слишком долго они были знакомы.
– Что стряслось?
– Стряслось то, что Галло поехал в травмопункт, руку себе покалечил, ничего серьезного.
– Как это произошло?
– На служебной машине.
– Опять несся? Врезался во что-нибудь?
– Да.
– Тебе что, повитуха нужна, чтоб слова из тебя тянуть?
– Ну, я послал его срочно на базар, там была потасовка, и он полетел на всех парах, знаете, как обычно. Его занесло, и он врезался в столб. Машину отбуксировали в наш автопарк в Монтелузе, дали нам другую.
– Раскалывайся, Фацио: нам порезали покрышки?
– Угу.
– И Галло не посмотрел сначала, как я вам сто раз наказывал? Как вам вбить в голову, что резать нам покрышки – это национальный вид спорта в нашем паскудном городишке? Передай ему, чтоб сегодня в управлении не появлялся, а то я, как его увижу, ему морду набью.
Комиссар хлопнул дверью своего кабинета – он был на самом деле в бешенстве, – порылся в жестяной коробке, где держал всякую всячину от марок до оторвавшихся пуговиц, нашел ключ от старого завода и ушел, ни с кем не попрощавшись.

Усевшись на гнилой балке, рядом с которой он нашел сумку Ингрид, комиссар разглядывал штуковину, показавшуюся ему в прошлый раз чем-то вроде муфты для соединения труб. Сомнений не оставалось – это был шейный корсет, новенький, хоть явно и ношеный. По ассоциации ему опять вступило в шею. Он поднялся, подобрал ошейник, вышел со старой фабрики и вернулся в комиссариат.

– Комиссар? Это Стефано Лупарелло.
– Я вас слушаю, инженер.
– Я вчера предупредил моего двоюродного брата Джорджо, что вы хотели видеть его сегодня утром в десять. Однако пять минут назад мне позвонила тетя, его мать. Не думаю, что Джорджо сможет прийти к вам, как намеревался.
– А что случилось?
– Не знаю точно, но, кажется, всю сегодняшнюю ночь он провел вне дома, так сказала тетя. Он вернулся недавно, около девяти, в самом плачевном состоянии.
– Простите, инженер, но мне кажется, ваша мать говорила мне, что он жил в вашем доме.
– Да, но только до смерти моего отца, потом он переехал к себе. У нас, когда папы не стало, он чувствовал себя неуютно. Как бы то ни было, тетя вызвала врача, который ввел ему успокоительное. Теперь он крепко спит. Мне, вы знаете, его по-настоящему жалко. Он был, наверное, слишком привязан к папе.
– Да, я это понял. Если увидите вашего брата, передайте ему, пожалуйста, что мне действительно необходимо с ним поговорить. Это не срочно, ничего важного, когда он сможет.
– Конечно, скажу. А мама, которая стоит рядом, просит передать вам привет.
– Взаимно. Скажите ей, что я… Ваша мать – редкая женщина, инженер. Скажите, что я испытываю к ней глубокое почтение.
– Я ей скажу, спасибо.

Монтальбано провел еще час за бумагами, одни писал, другие подписывал. Они были столь же головоломными, сколь бесполезными, эти анкеты министерства. Галлуццо, в перевозбуждении, не только не постучал, но распахнул дверь так, что та ударилась о стену.
– Что за черт! Что происходит?
– Сейчас узнал от коллеги из Монтелузы. Убили адвоката Риццо. Застрелили. Его нашли рядом с машиной, в квартале Сан-Джузиппуццу. Если хотите, разузнаю точнее.
– Не надо, поеду туда сам.
Монтальбано взглянул на часы, было одиннадцать, и он поспешно вышел.

В доме Capo никто не открывал. Монтальбано постучал в соседнюю дверь, вышла воинственного вида старушка.
– Что такое? Ходют тут, людям покою не дают.
– Извините меня, синьора, я ищу синьора и синьору Монтаперто.
– Синьора и синьору Монтаперто? С каких это пор они синьор и синьора? Да они ж самые обыкновенные мусорщики!
Да, между двумя семьями явно не было согласия.
– А вы сами кто такой будете?
– Я комиссар органов общественного порядка.
Старушка просияла и принялась верещать с явным удовлетворением:
– Туриддру! Туриддру! Скорей поди сюда!
– Никак стряслося что? – спросил, появляясь, худущий старик.
– Мать Пресвятая Богородица, комиссар это! Ты видишь, что была моя правда?! Видишь, что власти их ищут? Видишь теперь, что они жулики? Ноги унесли подобру-поздорову, чтоб их, голубчиков, в тюрьму не упекли!
– Когда они уехали, синьора?
– А вот даже полчаса не прошло. И ребятенок ихний. Если шибко побежите, так, может, их по дороге перехватите.
– Спасибо, синьора. Спешу вдогонку.

По дороге в Монтелузу его останавливали дважды, сначала патруль горнострелковых войск, потом – карабинеры. На пути к Сан-Джузиппуццу проверки уже следовали одна за другой: он фактически потратил три четверти часа, чтобы проехать меньше пяти километров. На месте происшествия были начальник полиции, полковник карабинеров, все полицейское управление Монтелузы в полном составе. Здесь была и Анна, которая сделала вид, будто его не заметила. Якомуцци оглядывался вокруг, ища кого-нибудь, кому он смог бы обстоятельно изложить все дело. Как только заприметил Монтальбано, бросился ему навстречу:
– Экзекуция по всем правилам, безжалостная.
– Сколько их было?
– Только один, стрелял, во всяком случае, один. Покойный адвокат вышел из офиса сегодня утром в шесть тридцать, взял оттуда кое-какие бумаги и направлялся в Таббиту, у него была назначена встреча с клиентом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42