На покойников он плевать хотел, мог рядом спать, понарошке делить с ними хлеб-соль или играть в дурака, или там в очко, и никакого они впечатления на него не производили, а вот умирающие как раз наоборот, они вызывали у него испарину, руки принимались трястись, он весь холодел, и под ложечкой делалось пусто, будто дыра образовывалась.Под прикрывавшей его простынкой, тело Тано показалось ему укоротившимся, уменьшившимся по сравнению с тем, каким он его помнил. Руки лежали по бокам, правая толсто забинтована. Из носа, теперь почти прозрачного, тянулись кислородные трубки, лицо казалось ненастоящим, как у восковой куклы. Побеждая возникшее у него желание сбежать, комиссар взял металлический стул, сел рядом с умирающим, который не открывал глаз, будто спал.– Тано? Тано? Это комиссар Монтальбано.Реакция была незамедлительной. Тано распахнул глаза, вскинулся, как будто пытался приподняться на койке, – сильный рывок, без сомнения продиктованный инстинктом зверя, которого давно неотступно преследуют. Потом его глаза остановились на комиссаре, напряжение тела, видимо, ослабло.– Вы хотели со мной говорить?Тано утвердительно кивнул и попытался улыбнуться. Говорил он очень медленно, с большим трудом.– Меня все равно столкнули с дороги.Он имел в виду разговор, который у них был в домике, и Монтальбано не нашелся, что ответить.– Придвиньтесь, прошу.Монтальбано поднялся со стула, нагнулся к нему.– Еще.Комиссар нагнулся так низко, что касался ухом рта Тано, его обжигающее дыхание вызвало чувство отвращения. И тогда Тано сказал ему все, что собирался сказать, в полном сознании и не сбиваясь. Но разговор его утомил, он снова сомкнул глаза, и Монтальбано замер в недоумении, не зная, что ему делать: уйти или побыть тут еще чуть-чуть. Он решил сесть, и опять Тано произнес что-то коснеющим языком. Комиссар снова поднялся и склонился над умирающим.– Что вы сказали?– Боюся я.Его мучил страх, и в положении, в каком он сейчас находился, ничто ему не возбраняло об этом говорить. Так это и есть жалость, этот внезапный прилив тепла, это сердечное движение, это щемящее чувство? Монтальбано положил руку Тано на лоб, непроизвольно переходя на «ты».– Ничего, не стыдись признаться в этом. Может, потому-то ты и человек. Всем нам будет страшно в такую минуту. Прощай, Тано.Он вышел быстрым шагом, закрыл за собой двери. Теперь в коридоре, кроме начальника полиции и агентов, были Де Доминичис и Шакитано. Они побежали ему навстречу.– Что он сказал? – спросил с нетерпением Де Доминичис.– Ничего, не получилось у него ничего мне сказать. Хотел, видимо, но был не в состоянии. Он умирает.– Кто его знает? – сказал с сомнением Шакитано.Монтальбано спокойно приставил ему раскрытую ладонь к груди и хорошенько его толкнул. Тот попятился, ошеломленный, на три шага.– Стой там и не приближайся, – процедил комиссар сквозь зубы.– Довольно, Монтальбано, – вмешался начальник полиции.Де Доминичис, казалось, не придал значения этой стычке.– Интересно, и что же такое он думал вам открыть? – не отступался он, пронизывая Монтальбано взглядом, в котором читалось: ой, врешь.– Чтоб сделать вам приятное, попробую угадать, – нагло ответил Монтальбано.Прежде чем покинуть больницу, в баре Монтальбано выпил двойное неразбавленное виски. Выехали в направлении Монтелузы, комиссар прикинул, что в полвосьмого он снова окажется в Вигате и, следовательно, успеет на встречу с Ингрид.– Он ведь говорил, да? – спросил спокойно начальник полиции.– Да.– Что-то важное?– На мой взгляд, да.– Почему он выбрал именно вас?– Он пообещал, что сделает мне персональный подарок за порядочность, которую я проявил по отношению к нему во всем этом деле.– Я вас слушаю.Монтальбано передал ему все, и под конец начальник полиции погрузился в задумчивость. Потом вздохнул:– Займитесь этим всем вы с вашими людьми. Лучше, чтобы никто ничего не знал. Не должны знать даже в квестуре: вы же только что видели, «наседки» могут быть где угодно.И опять на глазах погрузился в дурное настроение, которое было у него по пути туда.– До чего мы докатились! – сказал он зло.На середине пути зазвонил мобильник.– Да? – ответил начальник полиции.На другом конце сказали что-то короткое.– Спасибо, – сказал начальник полиции. Потом обратился к комиссару: – Это был Де Доминичис. Любезно поставил меня в известность, что Тано скончался практически в ту самую минуту, когда мы выходили из больницы.– Нужно, чтоб теперь они глядели в оба, – заметил Монтальбано.– За чем?– Чтоб у них тело из-под носа не утащили, – с неловкой иронией ответил комиссар.Некоторое время ехали молча.– Почему Де Доминичис побеспокоился вам сообщить, что Тано умер?– Но голубчик, звонок на деле предназначался для вас. Это же ясно, что Де Доминичис, который совсем не дурак, думает, и не без оснований, что Тано успел вам кое-что шепнуть. И хочет либо поделить пирог с вами, либо оттягать его вовсе.В управлении Монтальбано застал Катареллу и Фацио. Оно и лучше, он предпочитал говорить с Фацио без лишних ушей. Скорее по обязанности, чем из любопытства, спросил:– А остальные где же?– Висят на хвосте у четверых ребят, те на двух мотоциклах соревнуются, кто быстрей.– Господи! Весь комиссариат занимается одними гонками?– Это гонки не простые, – объяснил Фацио. – Один мотоцикл зеленый, а второй желтый. Сначала стартует желтый и проезжает быстренько из конца в конец какую-нибудь улицу, вырывая из рук, что вырывается. Через час или два, когда народ уже поуспокоился, выезжает зеленый и хватает что хватается. Потом меняют улицу и квартал, на этот раз, однако, первым отправляется зеленый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73