– Моя жена вам говорила, когда вы остались у нас ужинать, что я ее называю фантастической женщиной. Словом, как только вы от нас ушли, жена моя принялась за свои фантазии. Мы хотели позвонить вам раньше, но тут все это случилось.– Может, мы разрешим синьору комиссару самому судить, фантазии это или нет, – сказала, чуточку обидевшись, синьора и продолжила полемически, – кто будет говорить, ты или я?– Фантазии – это твоя специальность.– Не знаю, помните ли вы еще, но, когда вы спросили моего мужа, где можно найти Лилло Риццитано, он ответил, что не имел от него вестей с июля сорок третьего. Тогда я припомнила одну вещь. Что у меня тоже пропала подруга в то же самое время, или, точнее, она потом объявилась, но очень странно, так что…У Монтальбано прошел холодок по спине, убитые из пещеры были совсем детьми.– Сколько было лет этой вашей подруге?– Семнадцать. Но она была куда более развитой, чем я, я тогда была совсем девчонка. Вместе учились в школе.Синьора открыла конверт, который лежал на столике, вытащила фотографию, показала ее Монтальбано.– Мы заснялись в последний день учебного года, нам двух классов не хватало до окончания лицея. Она – первая слева в последнем ряду, а рядом я.Все улыбаются, одетые в форму Молодых итальянок Молодежная фашистская организация.

, учитель вытянул руку, отдавая римский салют.– Так как ситуация на острове из-за бомбардировок была ужасная, школы закрылись в последний день апреля, и нас пронесло – страшного выпускного экзамена не было, оценки нам поставили на педсовете. Лизетта, так звали мою подругу, фамилия – Москато, перебралась вместе с семьей в крохотный городок подальше от побережья. Писала мне она каждый второй день, я храню все ее письма, по крайней мере все те, что дошли. Знаете, какая была почта в ту пору… Моя семья тоже переехала, мы так даже прямо уехали на континент, к брату моего отца. Когда война кончилась, я написала моей подруге – и на адрес городка, и на адрес Вигаты. Ответа так и не получила, и это меня обеспокоило. Наконец в конце сорок шестого мы возвратились в Вигату. Я пошла к родителям Лизетты. Мать ее умерла, отец сначала все пытался уклониться от встречи, потом обошелся со мной грубо, сказал, что Лизетта влюбилась в американского солдата и уехала с ним против воли домашних. Добавил, что для него дочь все равно что умерла.– Откровенно говоря, по мне, эта история выглядит правдоподобно, – сказал Монтальбано.– Ну, что я тебе говорил? – вмешался директор, беря реванш.– Поверьте, доктор, что дело это все равно странное, даже если не считать того, что было потом. Во-первых, потому что Лизетта, если б она влюбилась в американского солдата, мне об этом сообщила бы во что бы то ни стало. И потом, она в письмах, которые слала мне из Серрадифалько, так назывался тот городок, куда они бежали, твердила мне без конца одно и то же: о муках, которые она терпела из-за разлуки со своей безумной и тайной любовью – молодым человеком, имени которого она не пожелала мне открыть.– Ты уверена, что этот таинственный возлюбленный существовал на самом деле? Не могла это быть просто юношеская фантазия?– Не такая была Лизетта, чтоб жить фантазиями.– Знаете, – сказал Монтальбано, – в семнадцать лет, да к сожалению, и после тоже, нельзя поручиться за постоянство чувств.– Ну что, разделали тебя под орех? – сказал директор.Не говоря ни слова, синьора вытащила другую фотографию из конверта. Она изображала молодую девушку в свадебном платье, которая подставляет кренделем руку красивому парню в форме американского солдата.– Эту я получила из Нью-Йорка, так значилось на почтовом штемпеле, в начале сорок седьмого.– И это разрешает все сомнения, по-моему, – заключил директор.– Ну уж нет, сомнения разве что рождаются.– В каком смысле, синьора?– Потому что в конверте была только эта фотокарточка, только фотокарточка Лизетты с солдатом, и все: никакой записки, ничего. И даже на обороте карточки ни одной строчки, можете проверить. И теперь как вы объясните, почему настоящая подруга, подруга близкая, посылает мне одну фотокарточку и ни слова в придачу?– Почерк на конверте принадлежал вашей подруге?– Адрес был напечатан на машинке.– А-а, – произнес Монтальбано.– И последнее, что я хочу вам сказать: Элиза Москато была двоюродной сестрой Лилло Риццитано. И Лилло любил ее очень, вроде как младшую сестру.Монтальбано взглянул на директора.– Он ее обожал, – признал тот. Глава девятнадцатая Чем дольше комиссар бился над этим, приступал то так то эдак, чем дольше кружил вокруг да около, тем больше и больше убеждался, что он на правильном пути. Не было даже нужды в обычной прогулке для проветривания мозгов к самому концу мола. Как только он вышел из дома Бурджио со свадебной фотографией в кармане, тут же понесся прямиком в сторону Монтелузы.– Доктор у себя?– Да, но он работает, сейчас я ему скажу, – сказал сторож.Паскуано и двое его помощников стояли вокруг мраморного анатомического стола, на котором лежал труп, голый и с выпученными глазами. И у него имелись на это все основания, у покойника, таращить глаза, как будто от изумления, потому что эти трое чокались бумажными стаканчиками. Доктор держал в руке бутылку шампанского.– Идите к нам, идите, мы тут празднуем.Монтальбано поблагодарил ассистента, который передавал ему стаканчик, Паскуано успел налить ему глоток шампанского.– За чье здоровье пьем? – спросил комиссар.– За мое. Считая вот этого, я дошел до тысячного вскрытия.Монтальбано выпил, отозвал доктора в сторонку и показал ему фотографию:– Убитая из пещеры могла походить на вот эту девушку на фото?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73